Конец марта. Вместо долгожданной весны Москву окутывает неожиданный снегопад. Пробки — десять баллов. 

Пробираюсь по нерасчищенному тротуару на Новом Арбате, прыгая с сугроба на сугроб. Во время очередного акробатического этюда слышу предательский звук рвущихся джинсов. Осмотр показывает немаленькую такую дыру в районе того места, говорить про которое обычно не принято. Неожиданно оказывается, что открытых вечером магазинов с одеждой в центре Москвы не так уж и много. Ближайший — на Охотном ряду. Пол-Москвы приходится прошагать с голой жопой.

Вечер проходит в алкогольном угаре в «Тарасе Бульбе». Отличная сеть заведений. Мероприятие продолжается у нашего московского партнёра дома. Главное блюдо — водка из керамической бутылки в форме машины ДПС. Из окна — вид на местный морг.

Летим домой. В Шереметьево стоит огромная урна для пожертвований на строительство какого-то храма. Мой хмельной коллега опускает туда несколько тысяч рублей. С трудом его от этой урны увожу. Предполётный досмотр проводится спустя рукава — проносим с собой две купленных ещё на Белорусском вокзале бутылки с водой. 

Из-за снегопада наш обратный рейс задерживается на два часа. Пока ждём объявления посадки, нам ездит по ушам какой-то мужик. Рассказывает, что работает механиком в Пулково. И то у них там самолёт Люфтганзы колесом в дырку в асфальте провалится. То вместо того, чтобы подкачать колёса у самолёта они их наоборот спустят, так что резина приходит в негодность. То как-то по хитрому начнут разгрузку, так что переднее шасси оторвётся от земли, а сам самолёт присядет на хвост. То во время ремонта взлётно-посадочной полосы приедет пустой цементовоз, у которого в цистерне — буквально пара килограммов цемента. Ну а типичный вопрос бригадира: «А кто вчера вообще был трезвый?».

После посадки в самолёт сидим в нём ещё два с половиной часа и ждём разрешения на взлёт. Хорошо, что пассажиров почти нет, поэтому на заднем ряду можно с комфортом поспать. 

После Москвы в родном Санкт-Петербурге — тепло и солнечно!