Для начала — несколько фотографий из моего архива, снятых в Гавани в мае 2006 года. Тогда сюда приезжали разве что рыбаки — их избушки, словно грибы в заболоченном лесу, стояли к югу от гаванского пляжа на каждом шагу. Вот — одна из них.

Внутри — послание от хозяина.

Рядом — холодильник.

Нет, ну правда!

Гавань — место историческое. Вот — семитопографическая карта окружности Санкт-Петербурга и Карельского перешейка, выпущенная в 1810 году. На ней — старинные деревни, известные ещё со шведских карт XVI-XVII веков: Ариновка (на шведский манер — Wiringsland, ныне — Ириновка), Ваганова (на шведский манер — Vaganofva, ныне — Ваганово), Морья (на шведский манер — Moria, ныне — Морье). К северу от Морьи, на берегу Ладожского озера, отмечена таинственная Остерманская Гавань.

Граф Иван Андреевич Остерман был дипломатом, а в конце 1770-х годов вообще занимал пост вице-канцлера Российской империи (дослужившись к концу своей жизни и до канцлера). В 1784—1787 годах он на свои средства оборудовал на пустынном берегу Ладожского озера гавань.

Вот её описание из книги русского учёного, естествоиспытателя, члена Петербургской Академии наук и Российской академии Николая Яковлевича Озерецковского «Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому», изданной в 1792 году:

Не в дальнем расстоянии от устья реки Морьи кончится берег, принадлежащий баронессе, и начинается дача его сиятельства графа Ивана Андреевича Остермана. Для означения рубежа между двумя дачами сделан от берегу сквозь лес длинный просек и на берегу близ воды положен большой камень, на котором высечены два креста.

По счету набережных жителей в 15 верстах от устья реки Морьи возле графского берега построена иждивением его сиятельства преизрядная пристань, состоящая из срубов, камнями наполненных и вокруг сваями обнесенных, чтоб наносимый ветром лёд заступою сих свай удерживаем был от оных срубов, внутри которых нарочитое заключается пространство воды, от бурного волнения защищенной. В безмятежной сей ограде никакая буйность ветров и никакая ярость волн не препятствует работникам укладывать на плоты и на суда лес и дрова, которые при способной погоде отправляются в путь по Ладожскому озеру к вершине Невы. Кроме того, пристань сия надежным служит прибежищем всем обуреваемым плавателям, которые часто спасают в ней и жизнь свою и имение своё. Ибо других пристанищ, куда бы плавателю в опасности укрыться было можно, на здешнем берегу озера природа никаких не сделала. Весь берег от вершины Невы даже до острова Коневца не имеет ни одного залива, так что и на малом судне от жестокой бури негде там спрятаться, а надобно, если только можно, вытаскивать суденко на песчаный берег, что я во время езды моей нередко принужден был делать. Плаватели столь много благодарят хозяина оной пристани, что я хотя собственными моими слышал то ушами, но не могу описать словами. Простые их речи больше заключают в себе хорошего смысла, нежели воображать себе можно. Употребление иждивения на оную пристань, для всех преполезную, и простые люди почитают истинным доказательством любви к своим соотчичам и пренебрежения к собственной хозяина корысти, которое поставляют они главным началом всех гражданских добродетелей.

Ладожское озеро отвсюду окружено жителями, которые ходят по оному на судах разного рода и привозят в Санкт-Петербург произведения своих промыслов; сверх того многие из них самые свои промыслы, как-то рыбную ловлю и добыванье тюленей, в сем озере производят, отлучаясь от берегов во все стороны. Судоходцы и промышленники оные весьма часто, особливо весною и осенью, когда бури наипаче свирепствуют, великую имеют нужду в покойных пристанищах для спасения своего от погибели, но озеро не везде оные им представляет. Южный конец сего озера, простирающийся от устий рек Воксы и Волхова к вершине Невы, берега имеет низкие, отмелые и каменистые, которые не только не дают глубоких губ или заливов, но и к самим себе на судах приближиться не позволяют, устрашая плавателей каменистым дном, какое при берегах сих в озере находится; да и реки, на упомянутом протяжении в озеро впадающие, в устьях своих весьма мелки и каменисты, так что заехав в оныя скорее судно потерять нежели спасти можно. При сих обстоятельствах самое Ладожское озеро весьма часто от ветров в ужасное приходит волнение, которое превосходит, кажется, колебание большого моря. Пресная, легкая и прозрачная вода оного действием ветров воздымается от самого дна и производит валы страшным горам подобные, так что судно более по озеру возметается, нежели плавает. Самые даже водяные жители, как то осетры, лососи, сиги и другие рыбы, в глубине озера не только покоя, но и безопасности себе не находят, ибо нередко волнами из своей стихии извержены бывают на сушу и достаются в снедь человеку, зверю и птицам. В такое время быть в судне на озере и не иметь к спасению своему надежного пристанища есть крайность, в совершенное отчаяние приводящая. Тогда ни для кого не важно лишиться грузу, лишиться всего имения, лишь только бы спасти свою жизнь, против которой восстают волны, непреоборимые неприятели. Тогда если бы кто из благодетелей рода человеческого в ночи зажёг на берегу огонь, а во дни выставил знак издали видный и показал обуреваемым необуреваемое пристанище, коликую произвел бы он радость в сокрушенных, надежду в отчаянных, бодрость и силу в утомленных и ослабевших! Такую услугу оказал, или лучше сказать, благодеяние сделал всем плавающим по Ладожскому озеру господин вице-канцлер, его сиятельство граф Иван Андреевич Остерман, который на западном или, по обыкновенному наречию, на Выборгском берегу озера, между устьями рек Морьи и Влоги в 30 верстах от вершины Невы или от Шлиссельбурга, построил пространную гавань, обнеся плесо озера в длину на 90 сажен высокими деревянными срубами и наполня их каменьем. Вокруг сих срубов отвсюду наставлены в озере высокие и толстые сваи, глубоко во дно озера вколоченные, для защищения срубов от напору льдов, кои в известную пору года ветрами во множестве бывают наносимы. С южной стороны сего ограждения сделаны широкие ворота, которыми суда входят в гавань и из оной паки выходят в озеро. Здесь укрываться могут галиоты, романовки, соймы и другие суда, какие только ходят по Ладожскому озеру, которое, поелику со всех сторон, а особливо с западной, окружено великими лесами, то гавань оная служит не только пристанищем для судов, но и оградою для нагрузки дров в романовки и для сплачивания бревен в плоты, которые в хорошую погоду с попутным ветром отправляются отсюда в Санкт-Петербург, чем пользуется хозяин гавани, которому принадлежит земля и лес против оной находящиеся. Желать надобно, чтоб он всевозможную получал от неё пользу; но посторонняя польза всегда превосходить будет его собственную, ибо многие в его гавани спасали и спасать будут свою жизнь и имение, поелику он никому не возбраняет, напротив того, всем позволяет в бурное время иметь убежище в его гавани и стоять в оной без всякой мзды, пока совсем утихнет погода. Благодеяние сие весьма велико для всех по озеру плавающих; но оно еще гораздо большую получило бы цену, если бы позволено было с сим благодетельным хозяином гавани сравнить тех санкт-петербургских жителей, которые, имея на берегу Невы свои домы, считают себя полномощными владельцами самого берега, водою Невы омываемого, и отгоняют от оного пристающие суда и барки, нагруженные припасами, для самых петербургских жителей в город привозимыми. Такое сравнение, с противной стороны сделанное, увеличило бы важность благодеяния, какое безвозмездно оказывает полновластный господин оной гавани бедным водоходцам, посреди озера с ветрами, с волнами и часто с превеликою стужею борющимся.

Но намерение моё не к тому клонится, чтоб делать такие сравнения, которые притом ни на кого лично не падают; я хотел только известить плавающих по Ладожскому озеру об открытой всегда для спасения их гавани и чрез то хозяину оной больше сделать благодарных; а чтобы могущие иметь в ней нужду, ясное имели о ней понятие, то на сей конец прилагается при сем маленькое гавани изображение, на котором поставленные числа означают следующее:
1. Гавань.
2. Ворота в гавань с полуденной стороны.
3. Галиоты и прочие суда, заехавшие в гавань спасаясь от погоды.
4. Рыбачьи соймы, въехавшие в гавань для исправления рыболовных сетей.
5. Романовки, нагружаемые дровами для отвоза в Петербург.
6. Бревна сплачиваются в плоты.
7. Готовые плоты, счаленные в одну линию.
8. Бревна в стопах для плотов приготовленные.
9. Поленницы дров для отправления в Петербург.
10. Гонка с дровами, из гавани в Петербург идущая.
11. Прикащичей дом.
12. Крестьянские избы.
13. Коптилки или избы, где приезжие рыбаки сушат и окуривают сети.

Гавань его сиятельства графа Остермана на Ладожском озере. Раскрашенная гравюра, 1792 годИсточник: Российская академия наук

В книге гидрографа Александра Петровича Андреева «Ладожское озеро», изданной через без малого сотню лет после «Путешествия по озёрам Ладожскому и Онежскому» — в 1875 году, Гавань Остермановская уже указана как недействующая:

В прежнее время у деревни Остермановской была сооружена гавань для 2-3 судов, которая в настоящее время вся замыта песком и в неё одна входит прибрежная лодка.

Тем не менее в то время в деревне при гавани было семь дворов и пятьдесят два жителя — поровну мужчин и женщин. В дальнейшем на картах это поселение называлась то Остерман. то Пристань, то Гавань, ну и наконец, после всех перипетий XX века, — урочище Гавань. Сейчас на месте бывшей деревни расположена рыболовецкая база.

В наши дни в Гавани красиво, и в то же время достаточно пустынно. В иные, особо жаркие летние дни, на местном пляже, конечно, может быть немало народа, но его количество ни в какое сравнение не может идти ни с Осиновцом, ни с Коккорево. Ну а ночью здесь — так вообще почти ни души: c пяток автомобилей на пляже, с десяток палаток, кроме них — пара догорающих костров, да и всё. Далее — несколько фотографий, снятых уже сегодняшней ночью.

Дорога в Гавань идёт через красивейшее болото. Особенно магически оно выглядит белой июльской ночь.

После урагана побережье в Гавани представляет собой страшное место. Там где раньше стоял красивейший лес, теперь — лишь сотни беспорядочно поваленных деревьев.

Не желая выезжать на пляж и бросив машину на занесённой песком дороге, мы пошли к берегу через чей-то палаточный лагерь, состоявший из пары-тройки палаток. Его обитатели уже спали, а мы, чтобы их не беспокоить, старались идти буквально на цыпочках. Неожиданно, около одной из палаток проснулась огромная собака. Честно, я таких огромных псин никогда не видел — ни дать, ни взять, волкодав какой-то, — ну и так страшно мне в жизни ещё никогда не было. На наше счастье, собаке до нас не оказалось никакого дела, она лишь грустно посмотрела на нас, опустила морду обратно на лапы и уснула...

Искупавшись в озере и немного побродив по пляжу, мы отправились домой. Над тёмными силуэтами деревьев светлело предрассветное небо.

Сегодня как-то так.

Не переключайтесь!