Луговой — самый «пейзажный» из всех петергофских парков. Своим появлением он обязан петродворцовым фонтанам — именно через его территорию проходит питающий их водовод. Вокруг него и тянется Луговой парк тянется — от Петергофской железной дороги и дальше на юг до самой Бабигонской возвышенности, на вершине которой расположен дворец Бельведер.

В 1934 году эмигрировавший из России писатель Георгий Иванов опубликовал рассказ «Карменсита», в котором поведал о случае, произошедшем с ним в 1920 году во время отдыха в «пролетарской санатории» в Петергофе. Если вдруг не читали, крайне рекомендую — крайне интересное, без купюр, описание постреволюционной атмосферы Петрограда: там и про «чепуху, которую в качестве застольной культурно-просветительной беседы несла заведующая домом плешивая большевичка», и про Кронштадт «полный озверелой матроснёй», где «каждый день расстреливают, расстреливают, расстреливают», и про «страшную Гороховую», и про «обыски, аресты, расстрелы, доносы»...

Так вот, Георгий Иванов так описывает Бельведер в своей «Карменсите»:

Бельведер. Вероятно, и не все петербуржцы знают его. Об остальных россиянах и говорить не приходится— не слышали, наверное. А между тем это, по справедливости, одно из красивейших, поэтичнейших мест в мире.

Очень высокий обрыв. Вы незаметно приближаетесь к нему — местность повышается так отлого, что, придя к цели, вы поражены: вы просто гуляли и вдруг оказались на «чудной высоте», высоко над какой-то равниной, за которой зеленеет море и видно на десятки вёрст кругом. Налево медное солнце садится за кажущимся черным скалистым островом Кронштадт; направо, вдали, то же солнце последними лучами играет на золотом куполе Исаакия. А видите вы всё это не просто с обрыва, а с широкой площадки огромного мраморного храма, у подножия которого цепенеют в памятных петербуржцу позах бронзовые кони и всадники Клодта, кстати, знаменитые в копии. Подлинники этого «ложноклассического» шедевра не те, что на Фонтанке, а именно эти, у Бельведера.

Итак, закат, море, широкий вид, золотой купол Исаакия вдалеке, ионические колонны, чёрные кони, встающие на дыбы, и полное безлюдье кругом. Чтобы дать понятие о непосещаемости этого места, скажу, что ни одной похабной надписи ни синим, ни красным карандашом я не встретил на серо-розовой мраморной облицовке Бельведера — вещь по тем временам неслыханная.

Бельведер – личный проект Николая I. Император собственноручно подготовил эскиз будущего здания и вручил этот рисунок летом 1850 года архитектору Андрею Штакеншнайдеру. Шесть лет спустя готовый дворец был сдан заказчику.

Вот раскрашенная гравюра, выполненная в 1853 году, то есть когда строительство Бельведера ещё не было закончено. Как видно, на склоне перед дворцом в то время существовал регулярный сад.

А вот фотография начала 1870-х годов. На ней хорошо видны те самые скульптуры из цикла «Укрощение коней», отлитые Петром Клодтом. Интересно, что такие же скульптуры были также установлены в Орловском парке в Стрельне и в усадьбе Голицыных в Кузьминках в Москве.

Бельведер образца 2019 года встречает своих гостей пустыми постаментами от скульптур — все они, как и сад перед дворцом, были утрачены в годы Второй мировой войны. В остальном сохранность вроде и неплохая, но это только на первый взгляд.

В архитектурном облике дворца использованы античные мотивы. Второй этаж Бельведера выполнен в стиле древнегреческого храма. По его периметру установлены двадцать восемь полированных колонн с ионическими капителями из белого мрамора.

Обращённый к луговому парку торец украшен портиком, карниз которого опирается на квартет кариатид. В прошлом вся мебель внутри дворца в тон внешнему убранству тоже была выполнена «в греческом стиле».

Давайте внимательно присмотримся, как выглядел Бельведер до революции.

А теперь — как выглядит сейчас. Обратите внимание на уничтоженный декор стен, отсутствие декоративных элементов на крыше, бесстыдное упрощение сандрика над входной группой, замену изысканных кованых решёток на какие-то «а ля и так сойдёт», невесть откуда появившиеся дебильные водосточные трубы, прикрученные прямо к мраморным колоннам второго яруса, ну и так далее...

Деградация Бельведера — длительная история. С 1927 года его здание было передано для загородного отдыха трудящихся Ленинграда. Вскоре после Второй мировой войны рядом был построен полукруглый корпус санатория, на удивление — тоже в античном стиле.

В постсоветские годы администрация Санкт-Петербурга решила устроить в окрестностях Бельведера гольф-клуб. Под это дело выделили бюджетные средства, привлекли для солидности Европейскую ассоциацию гольфа и даже типа восстановили дворец, но вот непосредственно до строительства полей для гольфа дело так и не дошло.

К слову, такой же финт со строительством гольф-клуба был провёрнут в 2010-х годах и с Баболовским дворцом в Пушкине. Воз и ныне там: дворец всё так же стоит в руинах и ждёт своей очереди на реставрацию, а про планы строительства гольф-клуба все давно забыли.

Что касается Бельведера, то дворец вместе с прилегающей территорией потом несколько раз передавался из рук в руки. Сейчас в полукруглом здании бывшего санатория расположена гостиница, а сам Бельведер используется для проведения свадеб, дней рождений и прочих торжественных церемоний.

Вблизи оба здания выглядят ужасно.

Ой, немножко отвалилось, не обращайте внимания.

И тут в очередной раз становится очевидно: нас снова обманули. Это — не отреставрированный императорский дворец, а какая-то безвкусная пародия. Дача провинциального авторитета. Армянский ампир в самом ярком своём проявлении.

Да, да, это — объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Really?

В подтверждение всего вышесказанного — вот вам ещё одна фотография бельведерских задворок.

Плохо, конечно, когда у таких объектов нет хозяина, а государству, которое вроде как должно за ним следить — откровенно на всё плевать. Как такие истории заканчиваются, мы хорошо видели на примере усадьбы фон Мака не далее чем в апреле сего года. Не удивлюсь, если через пару лет Бельведер с прилегающей территорией снова будет выставлен на торги...

Интересна история местного топонима — Бабигон. Его возникновение отражает всю непростую историю этого региона. Ещё во времена Новгородской республики эта местность называлось Поповой горой. Со временем Попова гора превратилась в финно-угорское Pappinkontu — «Попова (или пасторская) усадьба», которое впоследствии, когда эти земли вошли в состав шведской провинции Ингерманландии, закрепилось уже и на шведских картах. После завоевания южного побережья Финского залива Петром I Pappinkontu трансформировалось в более созвучный для русского уха Бабий Гон, а позднее и вовсе сократилось до Бабигона.

Название Бельведер происходит от итальянского слова belveder, что означает «прекрасный вид». Так начиная с конца XV века было принято называть постройки, возведённые на возвышенных местах для обозрения окрестностей, либо специальные надстройки над зданиями, как то башни с широкими застеклёнными или открытыми проёмами (например: бельведер в усадьбе Набокова в Рождествено).

Действительно, виды с Поповой горы открываются наишикарнейшие. Недаром в середине XIX века Бельведер вместе с окружающим его Луговым парком стал излюбленным местом не только императорской семьи, но и имевших дачи в Петергофе петербуржцев, которые любили приезжать сюда на пикники.

Вот пара отрывков описания одного из таких пикников, данная Александром Бенуа в его книге «Мои воспоминания»:

К тому же 1876 году относится и мое первое отчётливое воспоминание о пикниках. Они предпринимались всей нашей семьёй, иногда с участием и других знакомых семей. Самой характерной для Петергофа и самой обыкновенной целью таких пикниковых экспедиций были Бабигоны.

Откуда взялось это название, кажется, не выяснено. Возможно, что тут произошло такое же искажение какого-либо финского слова, как то, что привело к образованию пышно-великолепного названия Царское Село из скромного финского Зариц. Во всяком случае, слово «Бабигоны» могло способствовать образованию известной игры слов, а уже от этой игры слов образовался и обычай производить на Бабигонских высотах «бабьи гонки». Впрочем, приезжавшие сюда в колясках и ландо гоняли не столько взрослых баб, сколько девчонок и мальчишек.

Ехали туда целым караваном и непременно с прислугой, с самоваром и с огромными корзинами. В одной из этих корзин были сложены угощения и вина, в другой — призы для гоняющихся: пёстрые шёлковые ленты, платочки, бусы, купоны ситца, а также гостинцы на особый деревенский вкус: пряники, леденцы-монпансье, стручки, орехи. Благодаря этим гостинцам лето для бабигонской детворы проходило в непрерывном лакомстве, и, пожалуй, здесь легче было найти ребенка окончательно пресыщенного сластями, нежели в городе.

В сущности, барская забава эта была не слишком отменного вкуса. Мне сейчас кажется странным, что в таком «осознавшем человеческое достоинство» обществе, каким представлялась русская интеллигенция 70-х и 80-х годов, могли еще доживать подобные «крепостнические замашки». Но в те дни моё личное сознание, во всяком случае, не было на высоте гражданских требований, и моя радость от гоняния баб не омрачалась какими-либо хмурыми движениями общественной совести. Да и не было намёка какого-либо благородного возмущения в тех, кого мы приглашали (а не заставляли) нам на потеху побегать…

И какой же получался азарт. Какую можно было наблюдать мимику зависти, обиды или победоносного торжества. Как блестели глаза, в какие широчайшие улыбки осклаблялись рты. Сколько было крику, сколько ссор и сколько самого бурного веселья. И как это всё было красиво. Какая подлинная сцена из «русского балета» получалась, когда после бегов девушки образовывали хороводы и, надев новые, заработанные яркие платочки, ленты и бусы, кружились по лугу, распевая плясовые песни.

Расцвет Бабигонской возвышенности пришёлся на конец XIX века. когда все расположенные в её окрестностях деревни были в значительной степени перестроены дабы радовать глаз частенько приезжавшей сюда императорской семьи. Так весь этот район, вместе с Луговым парком, превратился вообще в один из живописнейших уголков всей Российской империи.

Сам Луговой парк при этом не имел чётко очерченных границ, органично сливаясь с окружающими его деревнями, который как бы являлись его естественными продолжениями.

Конечно, Луговой парк за годы запустения в значительной степени растерял свой былой шарм. Но даже в таком запущенном состоянии он всё равно продолжает оставаться одним из живописнейших пейзажных парков в окрестностях Санкт-Петербурга.

Площадь Лугового парка — огромна: более трёхсот гектар, при этом восемнадцать из них отданы под пруды. Последних насчитывается здесь аж двенадцать штук: Церковный, Бабигонский, Руинный, Сапёрный, Верхний и Нижний Орлиные, Самсониевский, Мельничный, Большой и Малый Круглые, Запасной и наконец Никольский.

Прямые стрелы каналов, извилистые вымощенные булыжниками берега прудов, заилившиеся протоки, полуразрушенные плотины со шлюзами, задичавшие тенистые аллеи, покосившиеся вековые деревья, отражающиеся в зеркальной глади воды, всё это заросшее, неопрятное, но оттого ещё более очаровательное — как раз это и делает Луговой парк невероятно романтичным, как будто сошедшим со страниц какой-то старой фэнтезийной книги. Сказка какая-то.

Теперь, конечно, времена попроще, не то что полтора столетия назад. Но в Луговой парк многие также приезжают на весь день целыми семьями.

Самосниевский пруд. На дальней его стороне виднеются руины павильона «Озерки», известного так же как Розовый.

Отсюда вода двумя путями устремляется к петергофским фонтанам.

По главному Самсониевскому водоводу, накапливаясь в Ольгином и Красном прудах, она устремляется к фонтанам Верхнего сада и Нижнего парка. А через Запасной и Никольский пруды, по речке Шингарке вода направляется в пруды Английского парка, откуда по сети каналов уходит к бывшей Гранильной фабрике,  каскаду Золотая гора и прудам Верхнего сада.

Из залы слышится густой голос моего соседа по комнате, сознательного слесаря, читающего доклад о международном положении любителям послушать «о политике».

— Так что, товарищи! Которая гидра контрреволюции, товарищи! Которая Антанта, товарищи! — Стук кулака по столу. — Империалисты, товарищи! — Голос оратора превращается в рев. — Не допустим, товарищи!

Не переключайтесь!