От ближайшего асфальта до Куганаволока, современного сердца Водлозерья, — шестьдесят километров по довольно неплохому карельскому грейдеру.

Его построили в 1970-х годах, а до этого попасть на Водлозеро можно было либо вертолётом, либо на лодке по Водле, обходя её многочисленные пороги волоком.

Вздымая облака пыли, которая в тихий безветренный день не оседает и потом ещё минут двадцать висит в воздухе, по дороге то и дело проносятся премиальные внедорожники с водомётными катерами на прицепах: в Водлозерье любят рыбачить и охотиться силовики — разные полковники и генералы.

Водлозеро вместе с прилегающими к нему озёрами и реками включено в состав Водлозерского национального парка, который считается чуть ли не крупнейшим по площади во всей Европе. И хотя весь этот край — интереснейший с точки зрения этнографии регион, культурно-познавательного туризма здесь нет, лишь рыболовно-алкогольный.

Девять из десяти приезжающих на Водлозеро «туристов» — рыбаки, большинство из которых выбирается сюда в первую очередь побухать, то есть «на рыбалку», а не «рыбу ловить». Непосредственно до рыбной ловли дело, очевидно, доходит не всегда и не у всех, зато пару-тройку историй в стиле «Особенностей национальной охоты» — как какого-нибудь генерала по пьяни в лесу потеряли, или как московские ФСБшники, побросав всё что есть, удирали от медведя — здесь вам с удовольствием расскажет каждый второй.

Крупнейшая река, впадающая в Водлозеро, — Илекса — берёт своё начало из расположенного в сотне километров к северу от него озера Калгачинского. Её бассейн тоже входит в состав Водлозерского национального парка, и получается, что заповедная территория делится между двумя регионами — Республикой Карелией и Архангельской областью.

В свою очередь, с Водлозера берут начало две реки — Сухая Водла, из северной части его акватории, и Вама, из южной, — которые, сливаясь через несколько десятков километров, образуют Водлу, петляющую ещё полторы сотни вёрст по прионежским лесам и впадающую неподалёку от Пудожа в Онежское озеро. Сухая Водла в представлении местных жителей уподобляется лисице, она — тиха, маловодна и извилиста. Полноводную, порожистую и быструю Ваму принято олицетворять с медведем в его стремительном беге сквозь густую лесную чащу.

Коренные жители Водлозерья называют себя «озёрными людьми» или «водлозёрами». Ещё в конце XIX века российские этнографы выделили их в обособленную этническую группу с «явно выраженной спецификой крестьянской культуры».

По своему этногенезу водлозёры — потомки веси (читай: древних вепсов). Финно-угорский народ, проживавший на этих землях до прихода сюда славян, упоминается в летописях как «чудь заволочская», а в легендах — как «чудь белоглазая». Людская молва до сих пор хранит сказания о чудских набегах на Белозерск и Каргополь, когда те сжигали на своём пути все селения, мужчин убивали, женщин уводили, а детей поедали. Да, тысячу лет назад некоторые финно-угорские племена практиковали ритуальный языческий каннибализм, чем наводили ужас на первых славянских переселенцев, хоть и бывших незадолго до этого точно такими же язычниками, но куролесивших в то время куда скромнее.

Изначально та самая чудь заволочская заселяла все земли к востоку от Онежского озера. C XI века их начали теснить новгородцы, при поддержке которых был основан Каргополь, а финно-угры были вынуждены отступить на север. Те из них, кто обосновались в районе Водлозера, вскоре оказались в иноэтническом окружении: славяне, расселишиеся вдоль Онеги, а также в Обонежье и Поморье, обступили их со всех сторон. Вероятнее всего, большинство финно-угорских мужчин, изначально заселивших Водлозерье, со временем пало в битвах со славянами, которые, заняв их место, принесли с собой на эти земли русскую культуру. Те же из финно-угров, кому повезло остатья в живых, за несколько поколений полностью ассимилировались, смешиваясь в XII-XIII веках с всё вновь прибывающими новгородцами, и немного псковичами, а начиная с XIV века — с жителями Московского княжества (а после — Русского царства).

И хотя термин «чудь обруселая» продолжал встречаться в различных исторических документах чуть ли не до начала 1900-х годов, всё же  считается, что полное обрусение жителей Водлозерья завершилось не позднее первой трети XVIII века.

С тех пор этот край — один из самых ярких и характерных регионов Русского Севера. И пусть административно Водлозеро сейчас относится к Республике Карелия, не дай вам бог заговорить с жителями Водлозерья о том, что вы приехали к ним «отдохнуть в Карелию». Ответом будет обиженное: «Какая Карелия? Водлозеро — не Карелия, это — Олонецкая губерния!»

На первый взгляд это и не заметно, но отголоски событий тысячелетней давности встречаются и поныне. К ним можно отнести и предания о древних победах водлозёров над легендарным каргопольским князем Вячеславом, верном союзнике Москвы и покорителем чуди заволочской, и легенду об утопленном около одного из местных островов вражеском новгородском войске, и немалое количество вепсских слов и выражений (не говоря уже о местных топонимах), в некоторых семьях использующихся даже в наши дни. Например, по-водлозёрски: часто хныкающие дети — «мяляйдуны» (от вепсского mälaida — «реветь»), тряпьё — ряпша (от вепсского räpsä — «делать что-то небрежно, неряшливо»), пелёнки — «рипаки» или «ропачи» (от вепсского ripak — «старая одежда»), ну и так далее.

В конце XIX века на Водлозере существовало сорок восемь поселений, в которых проживало без малого три тысячи человек. Исследователи, приезжавшие сюда в то время, отмечали, что древние финно-угорские корни сильнее заметны среди водлозёрских женщин — «в цвете их лиц, волос, в форме носа и скул», в то время как мужчины-водлозёры наоборот «обладают скорее славянскими чертами».

Удалённость местных деревень друг от друга и их общая изолированность от внешнего мира способствовали тому, что на Водлозере вплоть до 1960-х годов сохранялся институт сказителей, передававших из поколения в поколение древнерусские эпические песни и былины, некоторые из которых были уникальными и нигде за пределами Водлозерья не встречались.

В ходе советской программы по ликвидации «неперспективных деревень» складывавшаяся веками традиционная водлозерская система расселения оказалась в одночасье уничтожена. Тогда же — в 1960-х годах — на Водлозеро перестали наведываться «северные люди» — кольские саамы на оленьих упряжках, у которых здесь были древние святилища, почитаемые ими и посещаемые регулярно до этого в течение многих веков.

Все водлозёры были насильно переселены в Куганаволок, который с тех пор — крупнейшее поселение края и его официальная «столица». На сегодняшний день живых деревень на Водлозере осталось пять, а постоянных жителей в них — дай бог если четыре сотни наберётся, причём каждый десятый современный житель Водлозерья — уже приезжий, то есть не настоящий, не «потомственный» водлозёр. И хотя прежний «озёрный» уклад жизни ныне уничтожен, расположенные на озере «острова» в сознании местных жителей всё так же продолжают сохранять некий сакральный смысл, а понятие «дорога» — это вовсе не грунтовка, ведущая в Пудож, а водный путь по озеру к тем самым островам.

В 2006 году в Куганаволоке была построена церковь, освящённая в честь Диодора Юрьегорского, основателя существовавшего на берегу одного из озёр в среднем течении Илексы в XVI-XVIII веках Троицкого Юрьегорского монастыря. Это — один из немногих действительно красивых и гармоничных православных храмов современности, построенный по традиционным архитектурным канонам. Смотришь на него — и душа радуется: есть ещё на Руси мастера, жива ещё северная архитектурная школа!

Водлозеро — седьмое по величине озеро Карелии. С севера на юг оно тянется больше чем на тридцать пять километров. При этом его средняя глубина — всего три метра (максимальная — если официально, то шестнадцать, а если верить местным рыбакам — то двадцать один).

Рельеф дна здесь — крайне сложный, с огромным количеством скрытых под водой луд и отмелей, которые, когда к осени уровень воды падает, нередко становятся причиной гибели местных жителей, передвигающихся по озеру и днём, и ночью, в любое время года, в любую погоду, в любом состоянии, в том числе мертвецки пьяными.

Всего на Водлозере — 196 островов. Крупнейших из них — Канзанаволок, названный так по одной из двух расположенных на нём деревень.

На севере острова находится официально нежилая деревня Коскосалма. Существует предание, что её первопоселенцы вместе с жителями лежащей напротив неё через пролив деревни Рахкойла имели на два хозяйства один топор и одну железную сковороду. Зимой они перебрасывали эти предметы по скользкому льду, а летом ходили друг к другу в брод, чтобы зажечь лучину и принести её в свой дом.

Деревня Канзанаволок расположена на юге острова, примерно в пяти километрах от Коскосалмы. «Наволок», фигурирующий в значительной части водлозерских топонимов, — не что иное как местное обозначение намытого течениями мыса.

В Канзанаволоке есть два гостевых дома. Гостей в них принимает потомственный водлозёр, один из первых инспекторов Водлозерского национального парка, Николай Михайлович Осипов.

Несколько дней мы провели в одном из его домов, точнее — в переоборудованной в рыбацкую хату бане, срубленной на самом берегу Водлозера.

Другой гостевой дом — отремонтированная столетняя деревенская изба. Её красный фронтон выглядывает из-за травы справа от главной канзанаволокской доминанты — часовни Воздвижения Креста Господня.

Когда-то в этой избе располагалась деревенская школа. Потом в ней поселился Иван Елисеев, известный далеко за пределами Водлозерья лодочный мастер, ставший последним постоянным жителем Канзанаволока. После его смерти в 1998 году деревня так же официально перешла в разряд нежилых, хотя сюда до сих пор летом приезжает немало дачников.

Изба Елисеева — нетипична для Водлозерья. Во-первых, она стоит чуть в стороне от деревни, на самом высоком месте холма, рядом с часовней, во-вторых — выкрашена в ярко-красный цвет. Поэтому её видно издалека.

Когда мы пришвартовались и поднялись в деревню, она выглядела вымершей. Лишь из небольшой избушки, стоящей чуть в стороне от часовни, вывалился вусмерть пьяный мужичок.

— Где б нам Николая Михайловича разыскать?
— Не знаю, уехал он, нет никого...

Николай Михайлович появился через пару часов. Всё это время мы просидели на причале, размышляя, а не забыл ли он про нас, и не придётся ли нам к вечеру возвращаться обратно в Куганаволок, за что получили от него нагоняй: «Чего вы не заселились-то?» Оказалось, что и изба, и хата-тире-баня были не заперты.

Вообще, запирать дома на островах Водлозера не принято. Замок если и вешают на дверь — то скорее для порядка, он всё равно не защёлкнут: чужих здесь не бывает, а свои — вроде как не воруют.

Николай Михайлович, или как его зовут местные — Михалыч, — личность в этих краях легендарная. В администрации национального парка его величают не иначе как «лучший егерь Водлозерья».

И хотя Николай Михайлович уже много лет официально не работает в заповедной системе, именно через него проходят практически все рыбаки и туристы, приезжающие в эти края: он их и в своих домах размещает, и по озеру возит, и экскурсии организовывает, и рыбные места по секрету показывает.

В тот вечер, пока мы ждали Михалыча на причале у его хаты-тире-бани, «лучший егерь Водлозерья» искал очередных высокопоставленных рыбаков, упившихся где-то на Илексе, разбивших там на порогах дорогущий водомётный катер, и после этого заблудившихся в ближайшей лесной чаще. Поэтому заехав в Куганаволок лишь чтобы удостовериться, что мы удачно добрались до острова и заселились, он сразу же отправился на поиски своих менее удачливых гостей, на прощание набросав нам на скорую руку карту окрестностей: куда идти, что смотреть, где опасные отмели, а где в октябре лучше всего ловится рыба.

Я даже не успел его сфотографировать на память, так стремительно он уехал, и больше мы с Николаем Михайловичем в той поездке так и не увиделись.

Как я уже упоминал выше, Водлозеро — очень популярно среди рыбаков. Доставать улов из воды здесь можно чуть ли не голыми руками, в чём мы с Лёхой лично убедились в один из дней. Неудивительно, что ещё в советские времена были созданы подробные рыболовецкие карты, на которых указывалось кого, где и когда здесь лучше всего ловить.

Рыболовная карта озера ВодлозераИсточник: Сайт Ведлозерского сельского поселения

Ныне полуживой Канзанаволок в прошлом был крупнейшим поселением края. Тогда здесь размещалось правление Водлозёрской волости, к которой были приписаны все расположенные на озере населённые пункты: всего три тысячи крестьян, пятьсот лошадей, семьсот коров и почти тысяча голов прочего скота.

В начале XX века в Канзанаволоке было 33 двора, в которых проживало свыше двухсот человек, работали продуктовая лавка, казённый винный магазин и бильярдная.

В наши дни бывшие жители Канзанаволока занимаются активной краеведческой работой, например — по памяти воссоздают исторические карты своей родины.

Карта острова Канзанаволок в 50-60-х годах XX векаАвтор: Геннадий Игнашов. Источник: Сообщество «Канзанаволок... Мы родом из детства»

В прошлом каждое поле на острове имело своё собственное название: Прохорово, Глиняное, Наволочное, Паршнаволокское. Одно из них называлось Боевым. Согласно местной легенде в годы Смуты водлозёры разбили на нём вражеский отряд панов (читай: поляков и литовцев).

Карта деревни Канзанаволок в 50-60-х годах XX векаАвтор: Геннадий Игнашов. Источник: Сообщество «Канзанаволок... Мы родом из детства»

Над деревней высится часовня Воздвижения Креста, стоящая на это месте как минимум с середины XVIII века. В 2005 году её реконструировали, используя в процессе точные копии плотницких инструментов трёхсотлетней давности.

Тогда же была восстановлена утраченная ещё в XIX веке звонница, благодаря которой часовня вновь превратилась в хорошо заметный за десяток километров ориентир, вторящий силуэту Ильинского погоста, с которым в прошлом все другие часовни Водлозерья образовывали единую визуально-пространственную композицию.

Все эти здания — часовня Воздвижения Креста, изба Ивана Елисеева вместе со всеми прилегающими к ней хозяйственными постройками, жмущаяся к берегу озера хата-тире-баня и даже спускающаяся к ней с угора деревянная лестница — были восстановлены за счёт петрозаводского бизнесмена Леонида Белуги, который подарил их Водлозерскому национальному парку.

Этот воссозданный комплекс традиционной деревенской застройки, сегодня по праву считается образцовым на всём Русском Севере.

От избы Ивана Елисеева тропинка убегает на противоположную сторону мыса.

Там расположена сохранившаяся часть деревни — всего несколько домов, которые оживают только в летний сезон.

Сам остров Канзанаволок — невероятно красив, особенно в ярко-золотистом октябрьском наряде. И если погода балует — только по его тропинкам можно смело гулять несколько дней кряду.

Главное — не наткнуться на медведя, который поселился в одной из его чащ несколько лет назад, и теперь периодически выходит к хате-тире-бане и подворовывает рыбу у останавливающихся в ней рыбаков.

Жизнь на Водлозере течёт своим чередом. Короткие октябрьские дни сменяются долгими осенними вечерами.

Электричества в Канзанаволоке нет. В 1960-х годах, незадолго до расселения, деревню успели электрифицировать, но вскоре после признания её «неперспективной» линию передач демонтировали.

И теперь когда на Водлозеро опускается вечер, над озером разливается тихое тарахтенье китайских генераторов...

В хате-тире-бане, где мы жили, была обнаружена прекрасная книга кандидата исторических наук Константина Логинова «Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи, конфликты». Это — научный труд, но написан он в такой захватывающей форме, что я всего его четыреста страниц легко осилил за два вечера, а потом после возвращения в Петербург вообще купил себе такую книгу в домашнюю библиотеку. Всю её я пересказать вам, к сожалению, не смогу, но кратко о том как жили водлозёры сто-двести лет назад всё же поведаю.

В то время основой деревенского строя была семья: лишь женатые люди считались правомочными на сельских сходах, могли претендовать на земельные наделы и самостоятельно вести хозяйство. Холостяки и старые девы за полноценных членов деревенской общины не считались.

Семьи традиционно были большими, под одной крышей могло проживать сразу пять поколений от прадедов до правнуков. В условиях отсутствия контрацепции и высокой детской смертности (до первой трети XX века свыше 40% младенцев в Олонецкой губернии умирало в первый год своей жизни) детей заводили много. Например, у одного мужчины из Куганаволока от двух браков было тридцать четыре ребёнка, правда до совершеннолетия из них дожили лишь семеро.

Детей от рождения до момента наречения именем в церкви называли «младенями», после получения имени и до полутора лет — «младенцами». Считалось, что, если напугать младеня или малененца громким звуком, это приведёт к смертельной для него болезни — «родимцу». Поэтому на маленьких детей никогда не повышали голос, а в домах, где они росли, старались не издавать громких звуков — не хлопать дверьми или не бросать с грохотом к печи охапку дров. В церковно-приходских книгах Олонецкой губернии конца XIX века причиной смерти почти 70% всех умерших в возрасте до одного года детей был указан именно родимец. В реальности под этим народным названием скрывалось до семидесяти различных заболеваний от паралича до менингита.

В отсутствие медицины водлозерские знахарки лечили детей от родимца проверенным способом: на застеленный простынёй пол клался младенец и накрывался обеденной скатертью со стола, после чего его мать должна была трижды перешагнуть через него, каждый раз приседая и касаясь его головы своей вульвой со словами: «Чем я тебя родила, тем и вылечила». К слову, подобным же способом водлозёрки лечили своих чад и от сглаза, только «заклинание» было иным: «Как пизда ничего не боится, так и ты ничего не боишься»...

Детей с полутора до двенадцати лет называли вепсским словом «пайгажи» (в переводе — «дети»), при этом ребятишек до семи лет ласково называли «пайгажатами». После двенадцати лет мальчиков и девочек начинали звать «недоростками», которые превращались в «юношей» и «девушек» в возрасте 15-16 лет. Мальчикам для этого нужно было самостоятельно вспахать семейное поле, а у девочки должны были начаться месячные.

По церковным обычаям с 18 лет можно было вступать в брак. Если юноша не женился до 24 лет, а девушка до 20 — их называли «перестарками». По достижению 27 лет незамужняя девушка переходила в категорию «старых дев», а неженатый юноша с 30 лет — в категорию «старых холостяков».

Особо занятны водлозерские обычаи, связанные с вступлением молодых в брак. Например, про новобрачного было принято говорить, что он «опиздился». А после первой брачной ночи у новоиспечённого мужа традиционно спрашивали: «Лёд ли пешал, шугу ли мешал?». «Пешать лёд», если устраниться от двусмысленности этого выражения применительно к ситуации, означало пробивать отверстие во льду пешнёй (специальным ломом с деревянной ручкой), а «мешать шугу» — вычерпывать из готовой проруби остатки льда. Каноничный водлозёрский ответ на такой вопрос был следующим: «Лёд пешал, шугу грёб да бабу ёб!»

Ещё из интересного — текст водлозерской кадрили, где обозначены прозвища жителей разных деревень:

Я бежала по поженке,
Да прибежала ко часовенке,
Да на часовенке два голубя сидит,
Да один голубь часы говорит,
Да другой голубь приговаривает:
Пильмосозёрушка (деревня Пильмасозеро) – картёжники,
Да загорянушка (деревня Загорье) — немытики,
Да гольянишки (деревня Голья Гора) не умеют торговать,
Да только знают нашу репу воровать.
Лузянатушка (деревня Луза) —  ка… киланчики,
Калакундёна (деревня Калакунда) — калаканчики,
Да варешпёла (деревня Варишпельда) — кошели, кошели,
Да коскосалма (деревня Коскосалма) — черныши, черныши,
Канзанаволочана (деревня Канзанаволок) — безбожники,
Да пелгостровушка (деревня Пёлгостров) — верёвочники,
Да рагунова (деревня Рагуново) — катанёжники,
А путилова (деревня Путилово) — голзуны, голзуны,
А половина(деревня Половина) — шелгачи, шелгачи,
А чуяльчана (деревня Чуяла) — лапотаюшки,
Великострова (деревня Великостров) — непытаюшки,
Охтомострова (деревня Охтомостров) — бесенятушки,
А маткалахтяна (деревня Маткалахта) — монахи,
Однозубые рубахи.
Я бежала по поженке,
Да прибежала ко часовенке,
Да на часовенке два голубя сидит,
Да один голубь часы говорит,
Да другой голубь приговаривает:
Узывались, узывалися да,
В Куганаволок собралися да,
В Куганаволок собралися да,
Водлозёрами назвалися.

Какой бы тёмной не была ночь, утром над горизонтом всегда появится солнце.

Выходишь на рассвете из хаты-тире-бани. Водлозеро удивительно спокойно. Лишь тихо шуршат прибрежной галькой едва заметные, набегающие друг за дружкой волны. Покачиваясь на них, позвякивает какими-то железяками старый причал. В такт ему то поскрипывают, то скребутся днищем об камни наполовину вытащенные из воды лодки. Плещется рыба. Вдалеке над лесом галдят вороны.

Рядом на угоре освещённая красноватыми лучами утреннего солнца возвышается старинная часовня, видевшая, кажется, всё на своём веку — и расцвет Водлозерья, и его закат, и забвение, в котором этот край находится сейчас, каждым камушком, каждой травинкой, каждым деревцем надеясь на своё скорое возрождение.

И в этот короткий миг кажется, что ты — в какой-то старой сказке. И нет ничего за синей гладью Водлозера: ни дорог, ни машин, ни мегаполисов. А есть только этот остров со старой часовней, и им одним ограничивается весь мир...

Одна из водлозерских напастей — северик, северный ветер, нагоняющий высокую рваную волну, при которой любое судоходство на Водлозере становится невозможным. Вместе с ним резко портится погода.

В 1930-х годах в Водлозерье начали заготавливать лес. Ввиду отсутствия дорог его сплавляли по Ваме и Сухой Водле, для чего у истоков обоих рек были построены водорегулирующие платины, на полвека превратившие Водлозеро в водохранилище.

Сейчас, когда лесосплав уже не проводится, уровень воды в Водлозере продолжает поддерживаться с целью улучшения водоснабжения Пудожа. Для этого у истока Вамы построена новая бетонная нерегулируемая плотина, а основной сток воды из направлен в Сухую Водлу.

У истока Сухой Водлы сохранились остатки старой деревянной плотины 1930-х годов.

Здест хорошо видно, что Сухая Водла теперь совсем не сухая.

В домосковские времена по Водле проходили водно-волоковые пути из Обонежья к Белому морю: один — по Череве и далее через Кенский волок, Волошеву, Кенозеро и Кену на Онегу, другой — через Водлозеро, Илексу и оттуда по непростому волоку через Ветреный пояс на Нюхчу. После присоединения Великого Новгорода к Московскому государству некогда оживлённые торговые маршруты, проходившие через Онежское озеро, оказались заброшены, и основной логистический вектор сместился на восток — к Северной Двине.

В те годы единственным товаром, продолжавшим поставляться по старым путям, была контрабандная поморская соль, которую таким образом в обход Каргополя и Вологды возили в Кирилло-Белозерский монастырь. Для борьбы с этим Ивану Грозному даже пришлось установить специальный таможенный кордон в верховьях Илексы, сведший нелегальные перевозки на нет.

Так Водлозерье превратилось в медвежий угол и стало потихоньку хиреть. До середины XIX века местные жители ещё кое-как сводили концы с концами, поставляя в Пудож всякую сельскохозяйственную продукцию, но потом в Олонецкой губернии вышел запрет на создание лядов на казённых землях, и дела пошли совсем туго. Сначала водлозёры пытались переориентироваться на рыболовство, но цены на рыбу резко упали, а рыбный ресурс Водлозера довольно быстро истощился. Последним гвоздем в крышку гроба водлозерского благополучия стал голод 1867—1868 годов, заставивший крестьян питаться соломой и распродавать всё своё имущество за бесценок, чтобы выжить. После этого значительная часть водлозёров оказалась на грани нищенствования: в половине семей не было ни коня, ни коровы, а в некоторых деревнях, например — в Гостьнаволоке, насчитывалась лишь одна корова на всех жителей. Такое положение дел привело к недостатку навоза для удобрения полей, и в следующее десятилетие ситуация стала сродни катастрофе.

Мужчины начали уходить на заработки — в Вытегру, Санкт-Петербург, либо на Белое море к поморам. Другие покидали свои деревни и отправлялись в Пудож и Каргополь, чтобы просить там милостыню. В их отсутствие все деревенские обязанности ложились на плечи женщин — те пахали поля, косили сено, ловили рыбу.

Зажиточные поморы называли водлозёров «рябушниками» — этим обидным словом на севере обозначали людей, одевавшихся в старые сильно изношенные одежды. Пудожане именовали их «озёра», что со временем обратилось в обидную кличку присловьем: «Озёра — глупы водлозёра». И даже сегодня в Пудоже у человека, который не знает самых элементарных вещей, могут иронично спросить: «Ты что — водлозёр?»

К началу XX века водлозерские деревни стали представлять из себя жалкое зрелище: некоторые избы от дряхлости ушли в землю, другие покосились, в третьих крыша была такой худой «что видно небо, а когда идёт дождь — падает прямо в избу».

Прошло сто с лишним лет и ситуация не то чтобы изменилась, наоборот — всё стало ещё хуже: сегодня этот край как никогда выглядит бесприютным и запущенным.

На севере Водлозера расположена деревня Варишпельда. Очень показательна её история в годы до и после Второй мировой войны, когда во многих деревнях Водлозерья все мужчины погибли на фронте. Так вот, если в конце 1930-х годов в Варишпельде существовало двенадцать стабильных домохозяйств, то в послевоенные годы здесь оставались жить лишь три вдовы со своими детьми.

Ныне Варишпельда — наверное, самое аккуратное и живописное из водлозерских поселений.

К югу от деревни на восток тянется мыс Утиннаволок.

На нём расположен небольшой залив, который осенью частично пересыхает, превращаясь на несколько месяцев в закрытое озеро. В один из дней Лёха решил на нём порыбачить. Что тут началось: рыба клевала каждую минуту, причём на всё, включая голый крючок.

Улов за час: гора окуней и пара маленьких щук.

Копчёной рыбой мы питались два дня — на завтрак, обед и ужин, закармливали её местного кота, а часть отдали тому самому вусмерть пьяному мужичку, у которого мы спрашивали про Николая Михайловича... И всё равно часть улова пришлось увозить с собой и доедать по пути.

В ночь с субботы на воскресенье к нашему причалу с грохотом пришвартовались две «Казанки» — сын Николая Михайловича Алексей вместе со своими друзьями решил побухать в отцовском гостевом доме. Накидавшись до беспамятства ещё в Куганаволоке, а потом ещё добавив по пути, к моменту прибытия в Канзанаволок все они уже с трудом стояли на ногах.

По пути через озеро одна из лодок с разгона налетела на каменистую отмель, пробив о неё днище. Только чудом никто не утонул, и обе «Казанки» смогли добраться до Канзанаволока.

Допоздна из избы на угоре доносились захмелевшие возгласы. А в семь утра, когда ещё только светало, вся честная компания, поспав от силы пару-тройку часов, отчалила на обоих лодках обратно в Куганаволок.

Вообще, всеобщее пьянство — один из страшнейших водлозерских бичей. Пьют здесь все, причём регулярно. Результат — очевиден: почти в каждой водлозёрской семье кто-нибудь да утонул по пьяни, причём часто это — молодые здоровые парни, будущее Водлозерья.

Когда-то на Водлозере существовало два погоста — Ильинский на севере и Пречистинский на юге. Оба они входят в число древнейших обителей на северо-востоке Новгородской Руси.

Пречистинский погост до наших дней не сохранился, а Ильинский — вполне себе здравствует. Он находится на небольшом острове в нескольких километрах от Канзанаволока.

Главный храм обители — церковь Ильи Пророка. Её возвели в 1798 году. Это — четвёртый храм, построенный на этом месте.

Церковь представляет из себя массивный четверик, покрытый кубом — своеобразным покрытием, похожим на большую луковичную главу, но со срезанными четырьмя гранями. Такие храмы были распространены на Русском Севере в XVII-XVIII веках.

Церковь и прилегающее к ней старое кладбище окружены массивной оградой. Она срублена из огромных вековых брёвен и увенчана двускатной деревянной кровлей.

Внутри ограды раньше располагались лавки, где крестьяне и купцы торговали в ярмарочные дни.

Считается, что именно эта ограда послужила образцом при возведении ограды Кижского погоста. Вообще, похожими оградами в прошлом были огорожены очень многие монастыри, погосты и кладбища Русского Севера.

На колокольню можно подняться.

С её высоты открывается завораживающий вид на тонущий в октябрьской мороси водлозерский простор.

Согласно преданию ранее на этом месте располагалось финно-угорское языческое капище, на котором далёкие предки водлозёров совершали кровавые жертвоприношения.

Одна из характерных особенностей Водлозерья — культ карсикко, мифологических деревьев-знаков, выступающих, согласно местным верованиям, в роли духов-охранителей. Для создания карсикко чаще всего использовались сосны или ели, на которых особенным образом обрубались ветви, а на стволе вырезался специальный знак. На Водлозере с карсикко был связан целый комплекс обычаев и обрядов: такие деревья-знаки были частью погребальной обрядности. Их вырезали после смерти человека в непосредственной близости от дома, где он жил, либо на его могиле. К карсикко было принято приносить жертвы в виде еды, приготовленной из первого урожая зерновых, либо ухи первого улова.

В той поездке мы ни одного карсикко так и не нашли.

Зато мы увидели уникальную многоствольную берёзу — визитную карточку Ильинского погоста. Она называется «Двенадцать апостолов». Как можно догадаться, у неё — двенадцать стволов (правда, один, символизирующий Иуду, — спилен).

Пока мы гуляли по Ильинскому погосту, на Водлозере начал разыгрываться шторм. Полтора часа мы шли по огрызавшимся на нас волнам, и как только добрались до Куганаволока погода совсем испортилась.

«Столица» Водлозерья встретила нас деревянными тротуарами.

И дощатыми дорожными знаками.

Напоследок расскажу вам два традиционных водлозёрских заговора.

Первый — для восстановления мужской потенции.
Нужно взять стальной охотничий нож с деревянной ручкой и воткнуть его в землю остриём вверх под углом шестьдесят градусов. Под ножом разместить миску для сбора стекающей с него воды. Сам заговор нужно произносить на воду, сливаемую из какого-нибудь сосуда на нож. Его слова следующие: «Как нож стоит крепко, не сгибается, не шатается так бы и хуй раба Божьего (имярек) перед женским мясом не сгибался бы, не шатался бы». Собранной в миску заговоренной водой нужно поить своего мужчину утром и вечером несколько дней подряд, при этом надёжнее всего пить такую воду в бане во время парения веником по три глотка.

Второй — детский заговор на утоление боли.
Если вдруг больно ударишься, либо просто заболит живот или голова, надо положить на больное место руку и сказать: «У Пети болит, у Вовы болит, болит у волка холка, у зайца — яйца, у лисицы — пиздица, а у нашего (имярек) ничего не болит. Тьфу, аминь».

Не переключайтесь!

Продолжение: Петроглифы Онежского озера: Кладовец Нос, Бесов Нос, Пери Нос