У моей бабушки есть небольшой участок в большом садоводческом массиве рядом с деревней Борисова Грива (кому интересно — небольшая справка о названии деревни). Я провёл в этих местах немало счастливых лет в далёком детстве. Бываю я здесь и в наши дни. Раньше я как-то никогда не задумывался о прошлом этой земли. Впрочем, Борисова грива и не может похвастаться каким-то богатым историческим багажом.

Вот, например, фрагмент карты Санкт-Петербургской губернии 1909 года. На ней можно найти холм с названием Борисова грива, тянущийся с востока на запад километров на десять, но на существование самой деревни пока ещё нет никакого намёка. Хотя, учитывая что в 1909 году здесь уже существовала и железная дорога, проложенная сюда из Ириновки ещё в 1896 году, и стекольный завод, появившийся примерно в это же время, можно смело предположить, что топография на этой карте явно древнее 1909 года минимум лет эдак на пятнадцать. Пусть Борисовой гривы на этой карте нет, зато есть её соседи — Ириновка и Ваганово. Обе деревни — довольно старые. Первая из них — Ириновка — была обозначена под названием Wiringsland ещё на шведской карте Карельского перешейка, которую датируют либо 1580, либо 1634 годом. Древнейшее упоминание о Ваганово (в шведском написании — Vaganofva) встречается на карте Ингерманландии 1678 года.

Ириновка и Ваганово на карте Санкт-Петербурга и окрестностей Генерального штаба Российской императорской армии. 1913 год

Как мы выяснили чуть выше, Борисова Грива — намного моложе своих ближайших соседей. Своё место на карте она займёт лишь в 1914 году. А спустя всего 27 лет через все эти деревни к берегу Ладожского озера протянется легендарная «Дорога жизни» — единственная ниточка, связывающая блокадный Ленинград со всей страной. Современное асфальтовое шоссе повторяет её путь — от Ириновки через Борисову Гриву и Ваганово, и дальше по прямой к берегу Ладожского озера, на берегу которого путешественника ныне встречает монумент «Разорванное кольцо». Но всего сто лет назад путь к озеру пролегал совсем по другим местам — сразу после Ириновки дорога уходила на север к реке Морье, вдоль русла которой тянулась далее до самого берега Ладоги. Именно этот маршрут отображён на приложенной выше старой карте.

За прошедший век всё изменилось до неузнаваемости. Дорога, ведущая к реке Морье, давно заасфальтирована — сегодня это один из отрезков окружной трассы А120, некогда военной закрытой дороги, соединявшей в советские времена различные военные части, ощетинившимся кольцом защищавшие подступы к Санкт-Петербургу (хотя если уж мы говорим про времена Советского Союза, то — к Ленинграду). Её ещё называют «Бетонкой» — изначально она состояла из бетонных плит, которые должны были выдерживать тяжёлую военную технику. Последний же отрезок древней дороги — ведущий вдоль русла реки Морье — сегодня заброшен. Здесь можно встретить лишь немногочисленных рыбаков, собирающихся на речных порогах во время весеннего нереста, да любителей джипов и квадроциклов, периодически бросающих вызов российскому бездорожью.

Вот — фрагмент карты Ленинградской области 1990-х годов. На ней хорошо видно, как всё изменилось за прошедшие сто лет.

Борисова Грива на топографической карте Ленинграда и окрестностей. 1990 год

Итак, река Морье. Её длина — чуть больше сорока километров. Морье соединяет озеро Хепоярви, на берегу которого расположен старинный ингерманландский посёлок Токсово, с Ладогой. В прошлом по этой реке проходил речной торговый маршрут.

Вот литографическая копия уже упоминавшейся мной выше карты Карельского перешейка, созданной то ли в 1580 году по указанию шведского полководца Понтуса Де ла Гарди после взятия им Кексгольма в ходе Ливонской войны, то ли, что вероятнее, в 1634 году шведским же генерал-квартирмейстером Олофом Ханссоном Эрнехуфвудом в ходе инспекции им Балтийских укреплений. Слева внизу на этой карте — Нотебург (читай: Орешек), наверху — Ниен (ныне один из районов Санкт-Петербурга), справа — Кексгольм (читай: Приозерск). По центру в нижней части обозначены два озера, подписанные sjö (по-шведски — «озеро») и Tocksova sjö, в которых легко угадываются современные Хепоярви и Кавголовское озёра. Рядом с ними — деревня Tocksova, в которой есть «kyrkia» (кирха). Река, соединяющая «sjö» и «Laduga» (перевод, думаю, не требуется) — и есть Морье. Около её устья обозначена одноимённая деревня. Также на этой карте можно найти упоминаемую мной выше деревню Wiringsland (ныне — Ириновка), а ещё — Tattarsina (в конце XIX века — Татарщина, ныне — Коккорево), Lepsaris (Лепсари), Korkina (Коркино) и Lembala (Лемболово).

А теперь, как говорится, — слайды. Если летом река Морье иногда практически пересыхает, больше походя на небольшой ручей, то весной — она вполне полноводна.

Вдоль её берегов тянутся непроходимые лесные чащи, словно сошедшие со страниц древних русских сказок.

Мы начинаем свою прогулку по правому берегу реки. В самом начале пути расстановлены предупреждающие таблички — рядом находится танковый полигон.

Благодаря любителям внедорожной езды, которых я кратко упоминал чуть выше, большая часть дороги представляет из себя труднопроходимую грязевую кашу, преодолеть которую на неподготовленной технике невозможно.

Нам-то всё равно, сегодня мы гуляем пешком.

Дорога то петляет вдоль берега реки, то отдаляется от неё на несколько сотен метров. Чем ближе мы подходим к Ладожскому озеру — тем суше становится лес.

Если посмотреть внимательно, то можно заметить, что когда-то к строительству лесных дорог подходили намного серьёзнее чем сейчас — раньше с обеих сторон были устроены дренажные канавы, благодаря которым дорога должна была оставаться сухой. До наших дней вся эта система не сохранилась, поэтому сегодня значительные отрезки пути подтопляются во время весенней и осенней распутицы. Часть дороги вообще заросла молодыми деревьями и с трудом угадывается в лесной чаще.

Морье — настоящая северная река, тихая и неторопливая.

На каменистых перекатах хорошо заметен тёмно-бурый цвет её воды.

На берегу Ладожского озера рядом с устьем реки расположена большая военная часть. Она включает в себя танковый полигон и тянется вдоль ладожского побережья на добрые пять километров, до самого Осиновца.

По доброй постсоветской традиции военная часть уже прошла состояние агонии и вот-вот исчезнет.

Всё течёт, всё меняется. Когда-то рядом с военной частью существовала рыбацкая деревня Морье.

Информация о ней встречается и в более древних источниках, чем шведские карты конца XVI века. Например, если открыть «Писцовую книгу Водской пятины», составленную в 7008 году от сотворения мира (т.е. в 1500 году от рождества Христова) московским дьяком Дмитрием Китаевым, то там так и будет записано: «деревня Морья на реце на Морье у Ладожского озера».

А вот описание Морье из книги Николая Яковлевича Озерецковского «Путешествие по озёрам Ладожскому и Онежскому», изданной в 1792 году:

Река Морья состоит в даче баронессы Фридрихсовой. Дача её начинается от вышепомянутого носа Сосновца и простирается по берегу близ 30 верст. На сем пространстве считается только пять тоней, где набережные жители ловят рыбу неводами. Впрочем дно озера усыпано крупным булыжником, по причине которого нигде нельзя закидывать неводов, кроме упомянутых пяти тоней. Тони сии баронесса отдает в оброк своим крестьянам, живущим в трёх деревнях, а именно:
1) в деревне Морье, лежащей близ устья реки Морьи, на правом ее берегу;
2) в деревне Вагановой, которая находится между упомянутыми носами Сосновцом и Осиновцом, верстах в трех от озера;
3) в деревне Ириновке, до которой от Морьи по прямой дороге, проведенной оттуда, даже до Охты, считается 13 вёрст.

Не все обыватели сих деревень берут участие в оных тонях, а только некоторые из них. За пять тонь платят они своей госпоже ежегодного оброка 260 рублей, да сверх сего 500 соленых сигов и 25 свежих лососей. Другие подати с сих же самых крестьян доправляются своим чередом. Каждый тяглый крестьянин обязан поставить в Санкт-Петербург к дому своей госпожи осьмнадцать сажен берёзовых дров и пятьдесят бревен, которые, сплотя и поклав на них дрова, гоняют они в Санкт-Петербург водою. Сии же самые крестьяне большое количество косят сена, которое также доставляют госпоже своей в её жилище и в другие места от неё назначаемые. Число всех крестьян, по последней переписи, в упомянутых трёх деревнях состоит из 73 человек. Они принадлежат госпоже баронессе только по её земле, на которой живут, а собственно не суть крепостные её невольники, которых бы поодиночке могла она продавать, когда ни вздумалось. Но когда бы захотела она продать всю свою дачу, в таком случае и крестьяне достались бы новому владельцу, а не иначе. Такая только зависимость крестьян от помещиков существует во всей Финляндии и равно, как природным земли сей обитателям, принадлежит также россиянам, кои в вышепомянутых трёх деревнях и в других местах Финляндии добровольно поселились.

Река Морья хотя довольно широка перед своим устьем, но не глубока, потому большим судам пристанища иметь в ней не можно. Она, выходя из болотистых мест, соответствует качеством своей воды тем источникам, из которых скопляется, и черным своим цветом далеко от устья своего помрачает светлую воду Ладожского озера, в которое она впадает. Вся её длина от вершины до устья в 30 только верстах заключается.

На правом берегу реки Морьи, неподалеку от устья, во-первых лежит вышепомянутая деревня Морья, состоящая из девяти дворов, которой жители не столько кормятся хлебопашеством, сколько рыболовными и лесными промыслами, а хлеба, то есть ячменя и ржи, сеют они очень мало за неимением способных для пашни земель, ибо отвсюду окружены топкими болотами, камнем и тёмным лесом; хлебопашество же для того больше имеют, чтоб не пропадал понапрасну на дворах их навоз. Скотоводство у них нарочито хорошо, и при достатке молока, масла, рыбы и мяса все жители сей деревни весьма гостеприимны, ласковы и учтивы.

Неподалеку за сею деревнею, вверх по реке Морье, также на правом берегу, стоит деревянный домик баронессы, которая приезжает туда летом на короткое время. От оного домика проведена через лес прямая и широкая дорога даже до Охты, до которой по ней не более 45 вёрст выходит. Кто желает видеть Ладожское озеро, тот из Санкт-Петербурга скоро может доехать до деревни Морьи по короткой и ровной оной дороге.

За упомянутым домиком, чрез небольшое поле, на том же берегу реки Морьи, лежит стеклянный завод, принадлежащий санкт-петербургскому купцу Никифору Ерофееву, который платит баронессе за место, что под стеклянным заводом, и за восемьсот сажен трёхполенных дров по пятисот рублей в год. Дрова сии рубит он в баронессином лесу своими работниками, кои бывают обыкновенно наёмные или из морьинских обывателей, или из чухонцев в окольности живущих. Сии последние берут за работу гораздо дешевле, нежели русские, и чрез то лишают наживы от рубки лесу морьинских жителей. На сем стеклянном заводе делаются одни простые стекла, которых тысяч по осьми бунтов или связок каждый год тут приготовляется. Глина, употребляемая на заводские печи, песок и поташ – вещества, стекло производящие, – все здесь привозные. Поташ покупается в Санкт-Петербурге, песок берут с устья реки Волхова близ Новой Ладоги, а глину достают с реки Андомы, впадающей в Онежское озеро. Её, во-первых, обжигают, обожжённую толкут пестами на ветреной мельнице, нарочно для сего сделанной, истолченную просевают сквозь сито и потом уже делают из неё горшки и печи, которые от сильного и беспрерывного огня, какой потребен для плавки стекольного вещества, чрез несколько месяцев повреждаются и ежегодно переделываются. Во время сей только починки работа на заводе прерывается; впрочем никогда огонь там не потухает. Если бы завод сей принадлежал баронессе Фридрихсовой, то бы делаемое на нём стекло обходилось ей гораздо дешевле, нежели оному купцу, потому что она не платила бы 500 рублей за подзаводное место и за дрова и могла бы употреблять на заводскую работу принадлежащих ей крестьян. Но убавилась ли бы тогда цена со стекол, сего предсказать не можно; напротив того, вообще в людях примечается, что всяк желает дешево купить, а дорого продать, и мне кажется, что богатые люди обыкновения сего ещё больше держатся, нежели бедные. Причины сему в различном роде их жизни искать должно. Богатые люди слишком много наделали себе надобностей, потому больше и стяжания иметь стараются, а переменить род жизни никто не хочет.

В густой листве небольшой рощи прямо на берегу реки прячутся старые могильные кресты.

Упомянутый выше стекольный завод уже в 1844 году обозначался на картах как «бывший». Во второй половине XIX века на его месте появился фарфоровый завод. Сегодня его сохранившиеся корпуса используются военными.

Напротив них грустно возвышается над соснами остов церкви Петра Афонского и Ольги Равноапостольной. Храм был построен а 1906 году по личному указу императора Николая II. Церковь была закрыта в 1930-х годах, позже в ней разместился военный склад — тоже ещё одна печальная характерная черта советской эпохи (вспомним типичный пример этого социалистического обычая — Старицу).

Сегодня деревня постепенно оживает. По берегам реки строятся новые дома. Старые постепенно уходят в небытие.

Конец дороги А128 «Санкт-Петербург — Морье» (той самой сухопутной «Дороги жизни»). От Санкт-Петербурга до посёлка Ладожское озеро она открыта для всех, а её последний пятикилометровый участок как раз проходит по территории военной части. Пробраться через её КПП на машине сложно, но при желании можно. Раньше было достаточно бутылки водки да пары пачек сигарет. Сегодня, говорят, всё стало строже. Я не проверял.

Вид с моста через реку Морье. До устья — пара сотен метров.

Ладожское озеро здесь пустынно.

В расположенных на его берегу лесных чащах в изобилии, словно грибы под белыми берёзками, прячутся никому не нужные кирпично-бетонные артефакты — осколки великой советской империи.

В обратный путь мы пойдём по левому берегу реки. Здесь тоже некогда существовала дорога. Как она выглядит сегодня — можно посмотреть в моём предыдущем фотоотчёте.

Вообще, места здесь очень живописные. Главное — уметь остановиться и всю эту красоту заметить.

Двухэтажные лягушки — верный признак наступившей весны.

А вот подозрительно довольный лягух, ни на что не реагирующий и лениво греющийся на тёплом апрельском солнце.

Залежи лягушачьей икры. Пройдёт месяц, и эта лужа будет заполнена тысячей головастиков.

А там и лето наступит. Осталось только его дождаться...

Не переключайтесь!