Музей занимает территорию более семидесяти гектаров и делится на четыре сектора: тофаларский, эвенкский, русский и бурятский.

Иркутская область — не то чтобы этнографически насыщенный край, но и здесь есть крайне интересные места. И одно из них — Тофалария. По сути это — всего три населённых пункта: Алыгджер, Верхняя Гутара и Нерха, расположенные в четырёх сотнях километров к северо-западу от Иркутска где-то среди вершин Восточного Саяна и отрезанные как друг от друга, так и от Большой земли горными хребтами. Добраться туда можно исключительно на вертолёте.

Жители Тофаларии — тофалары, тюркоязычный коренной малочисленный народ. Согласно последней переписи населения их осталось менее восьмисот человек.

В прошлом тофаларов называли карагасами (в переводе с тюркских языков — «чёрные гуси»). Летом они жили в горах, где пасли оленей, а зимой спускались в долины для охоты на пушного зверя. Охотничьи угодья тофаларов обычно делились между родами, а внутри родов — между фамилиями, и передавались по наследству по мужской линии. Основными промысловыми животными были соболь, белка, кабарга, изюбр и лось.

На следующей фотографии — традиционное стойбище тофаларских охотников. Типичное жилище — чум конической формы, крытый лиственничной корой.

А это — эвенкийское стойбище. Как говорится: найдите пять отличий.

Эвенки (в прошлом — тунгусы) — ещё один коренной малочисленный народ, издавна проживающий в том числе на территории Иркутской области. Их — значительно больше чем тофаларов: почти восемьдесят тысяч человек. Эвенков можно встретить по всей Сибири, особенно — в Якутии, а ещё — в Китае, причём там их — даже больше чем в России.

В состав эвенкийского стойбища помимо собственно чума обычно входил и ряд простейших хозяйственных построек: лабазов и сушил.

Эвенки, как и тофалары, были шаманистами.

Согласно их представлениям душа умершего продолжала существовать и после смерти, поэтому рядом с погребениями укладывались предметы, необходимые усопшему в загробном мире: личные вещи, головы и шкуры жертвенных оленей, которые, как считалось, должны были сопровождать своих хозяев в царстве мёртвых.

Эвенкийские захоронения всегда ориентировались по сторонам света и располагались рядом с реками: считалось, что загробный мир находится на севере, и души умерших попадают туда именно водным путём. Типичное захоронение выглядело следующим образом: две сочлененные полуколоды с предварительно выдолбленным в них пространством, куда помещалось тело покойника, устанавливали на двух обрубленных и обтёсанных деревьях.

Позднее под влиянием русской культуры у эвенков получила распространение православная погребальная обрядность. Сначала погребения стали наземными: тело укрывалось сверху мхом, затем вокруг него сооружался глухой сруб из брёвен. А после, когда торговые связи с русскими окрепли, и у эвенков появились железные инструменты, в первую очередь — лопаты, покойников стали закапывать в землю, а на смену брёвнам на могилах пришли доски.

С начала XX века эвенки научились сами ковать железо — в 1913 году исследователями были зарегистрированы первые примитивные эвенкийские кузницы. Места для них выбирались в некотором отдалении от чумов, на расстоянии сотни-другой метров. Делалось это для того, чтобы к кузницам не приближались женщины и дети — это считалось плохой приметой.

Охота в жизни сибиряков, будь то тофалары, эвенки или русские, всегда занимала особое место. Охотничьи станы устраивались скрытно. К ним вели путики — расчищенные и ухоженные тропы, на которых устанавливались ловушки на зверей.

Традиционные лесные амбары, в которых охотники хранили припасы, всегда располагались на высоте двух-трёх метров над землёй — только так можно было сохранить продукты и добычу от грызунов и хищников.

На переднем плане — лава, традиционный охотничий гарнитур, состоящий из стола и двух лавок и собранный из нескольких полуколод.

Деревянный водовод, ведший когда-то к каскаду водяных мельниц.

На одной из водяных мельниц (построенных на минуточку в середине XIX века) был обнаружен электронный замок. Меня всегда поражает подобная безалаберность: нет чтобы как-нибудь спрятать, или в незаметном месте разместить... Зачем? Херачь прямо на косяк, и так сойдёт!

Крупнейший из экспозиционных секторов — русское волостное село. Именно так когда-то выглядело большинство поселений в Сибири.

Главная доминанта экспозиции — участок стены Илимского острога в натуральную величину.

Илимский острог (позднее — Илимск), основанный ещё в 1630 году, в прошлом был крупным городом и центром местного воеводства. В 1974 году он попал в зону затопления при строительстве Усть-Илимской ГЭС и официально прекратил своё существование.

Острожная стена — конечно же восстановленная. А вот расположенная в её центре Спасская проезжая башня с изящным деревянным двуглавым орлом на макушке — самая что ни на есть оригинальная, построенная в 1667 году и перевезённая сюда из Илимска перед его затоплением.

Масштаб строений, конечно, поражает: размах — истинно сибирский.

Напротив стены расположена улица с типичными усадьбами.

В состав каждой усадьбы помимо собственно жилого дома входил ряд хозяйственных помещений: амбар, хлев, баня.

Так как Сибирь считалась неспокойным регионом, и уровень преступности здесь был довольно высоким, каждое хозяйство обносилось высоким забором с массивными воротами, а на всех окнах, даже выходящих во внутренний двор, вешались прочные ставни.

Ещё одна усадьба. Всё — очень богато: один двор, полностью выстланный досками чего стоит. В европейской части России о такой роскоши не могли даже и мечтать.

Исполнительным органом у крестьян было волостное правление. Его главной задачей являлась организация сельских сходов, на которых решались общественные дела, рассматривались частные споры, чинился мирской суд. Так же в ведении волостного правления были взимание податей и распределение исполнения повинностей, участие в торгах по продаже казённого леса и выдача патентов на торговлю табаком.

Внутри здание волостного правления делилось на четыре комнаты — старшины, писарскую, служебную и изолированную от них зимнюю каталажку с отдельным входом.

С конца XIX века в деревнях, где к этому моменту не было министерских школ, финансировавшихся государством, начали открываться церковно-приходские школы, находившиеся на содержании церковных приходов. Распорядителем денег в таких школах был священник. Он же обычно выступал и учителем: учил детей читать, писать, считать и, конечно, Закону Божьему. Если церковный приход был богатым, он мог нанять отдельного учителя за жалование.

Такая работа хорошо оплачивалась. Так в 1907 году годовая зарплата учителя составляла свыше трёхсот рублей (при том что за тридцать можно было купить корову).

В самой отдалённой части музея расположен бурятский сектор. Здесь можно посмотреть на типичную бурятскую восьмистенную деревянную юрту. В некоторых отдалённых сёлах буряты живут в таких до сих пор.

Внутренне пространство бурятской юрты традиционно делится на две половины: левую — мужскую, и правую — женскую. Когда приходят гости, женщина не имеет права заходить на мужскую половину.

Ещё на территории музея есть несколько кафе, сувенирных магазинов и ремесленных лавок, в которых проводятся мастер-классы. Все они так же находятся в исторических постройках и по возможности стилизованы под старину.

На качелях обычно резвятся китайцы.

А рядом создаётся какой-то очередной экспонат.

Не переключайтесь!

Продолжение: По Кругобайкальской железной дороге на паровозе