На Ольхоне, да как и, наверное, везде в России, без внедорожника — никуда: всё самое интересное традиционно находится в стороне от более-менее приличных дорог. На Байкал я приехал со своей бабушкой, она — инвалид, ходит с тростью, поэтому, чтобы показать ей озеро во всей красе, я первым делом озадачился поиском какого-нибудь транспорта повышенной проходимости.

Сначала я смотрел в сторону многочисленных частных гидов, предлагавших внедорожные туры по Прибайкалью. Но у всех, с кем я говорил, были либо «Буханки», отправиться на которых в шестидневную поездку по ухабистым дорогам — уж лучше сразу на кладбище, либо подготовленные монстры с лифтом кузова и прочими понтами. Вспоминая нашу поездку в Крым, когда мне пришлось стащить в ближайшем селе старую колоду, приготовленную кем-то для рубки дров, дабы использовать её в дальнейшем в качестве ступеньки, чтобы бабушка могла забраться в арендованный нами Джип Вранглер, я в итоге решил просто арендовать какую-нибудь машину в Иркутске и отправиться на исследование байкальских красот самостоятельно.

Просто, да не просто: на весь шестисоттысячный «Восточный Париж» неожиданно нашёлся всего один внедорожник — Митсубиси Паджеро, с первой минуты знакомства прозванный моей бабушкой «Бегемотом». Машина была в стоке, да ещё в отличном состоянии, и, о чудо, была свободна на наши даты. Из необычного — номерные знаки Московской области, которые неоднократно привлекали внимание некоторых встреченных нами туристов. Последние были уверены, что мы приехали своим ходом из Москвы, спрашивали, сколько дней заняла дорога, и очень удивлялись, когда мы отвечали, что прилетели Аэрофлотом, а машину арендовали уже тут.

От Иркутска до паромной переправы на Ольхон — двести пятьдесят километров. Дорога — асфальтовая. Пейзажи — степные. Вокруг, покуда видит глаз, — красота-красота.

Для тех кому скучно — рядом с асфальтовым шоссе бегут заманчивые грунтовки.

Местное население (читай: буряты) относится к Байкалу с большим уважением, называя его не иначе как морем — Байгал далай. С ним связано огромное количество древних легенд и обычаев. Например: придя на берег, с Байкалом нужно обязательно поздороваться, в воду нельзя ничего бросать, здесь нельзя мыться или стирать одежду, etc.

Самая сильная из локальных традиций — бурхание. Каждый, кто приезжает на Байкал, должен побурханить — то бишь проявить уважение к озеру, принеся маленькую жертву. Этот ритуал призван задобрить местных духов и попросить у них благословения на предстоящее путешествие. Тех же, кто не следует ему, считается, ждут различные неприятности — пробитые колёса, встречи с хищными зверями, ненастная погода...

В наши дни обычно бурханят так: окунают безымянный палец в стакан с тарасуном, бурятским алкогольным напитком на основе молока, а потом разбрызгивают его по четырём сторонам света, начиная со стороны, где светит солнце. Что осталось в стакане — выпивают, и думают о чём-нибудь хорошем. Если под рукой нет тарасуна, подойдёт и обычная водка, хотя и её, считается, можно заменить молоком, чаем или даже обычной водой. Главное — чтобы намерения были добрыми, а мысли — праведными.

В прошлом традиционно бурханили молоком. Белый цвет у бурятов — символ святости и чистоты помыслов.

Так как у нас с собой в машине была только минеральная вода, мы, как только Байкал показался из-за очередного холма, остановились и побурханили ей.

На подъезде к паромной переправе стоит памятник беглому каторжнику-бродяге, увековеченному в известной песне. Рядом на каменной плите, для тех кто забыл, высечен текст:

По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.

Бежал из тюрьмы тёмной ночью,
В тюрьме он за правду страдал.
Идти дальше нет уже мочи —
Пред ним расстилался Байкал.

Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берёт
И грустную песню заводит,
Про Родину что-то поёт.

Бродяга Байкал переехал,
Навстречу родимая мать.
«Ах, здравствуй, ах, здравствуй, родная,
Здоров ли отец мой и брат?»

«Отец твой давно уж в могиле,
Землёю засыпан лежит,
А брат твой давно уж в Сибири,
Давно кандалами гремит».

Ольхон отделён от материка проливами Малое Море (по-бурятски — Нарин Далай, в переводе — «Узкое Море») и Ольхонские Ворота (по-бурятски — Аман, в переводе — «Зев»). Последний — короче и уже. Его ширина в самом узком месте — чуть более километра. Летом здесь ходит паром, соединяющий Ольхон с материком. Зимой намораживается ледовая переправа.

Дорога со стороны Иркутска просто упирается в пустынный причал. Узнать что-либо на берегу невозможно, даже маленькой бумажки с расписанием парома нет.

На причале стояла группа китайцев с большими чемоданами. Гид немного говорил по-русски. Я спросил его: когда ближайший паром? Он ответил: не знаю, ждём уже почти час.

Паром подошёл ещё примерно минут через двадцать.

Его вместимость — восемь грузовиков либо шестнадцать легковых автомобилей. Переправа — бесплатная.

В одном из закутков парома висело расписание. Как показала практика, ничего общего с реальностью оно не имело — переправа работала по какому-то своему графику, зависящему, видимо, исключительно от настроения капитана.

Ольхонские Ворота — самое опасное место на Байкале. Здесь — невероятно мощное течение. А ещё в непогоду волны могут набегать в пролив с разных сторон и, сталкиваясь, достигать пятиметровой высоты. Дополняет картину находящееся прямо напротив Ольхонских Ворот Сарминское ущелье, с которого на Байкал иногда спускается сильнейший ветер — сарма. Его скорость может достигать двухсот километров в час, и он может непрерывно дуть в течение нескольких суток, вырывая деревья вместе с корнями, срывая крыши с домов и переворачивая суда на озере.

Ольхон — прямо по курсу.

Остров имеет вытянутую форму. Его длина — семьдесят три километра. Ширина — от восьми до пятнадцати.

Своими пейзажами Ольхон невероятно похож на Финнмарк: тот же немыслимый простор, то же отсутствие деревьев, будто мы где-то в заполярной тундре, та же гористая линия горизонта и те же жмущие к воде маленькие домики. Если не приглядываться — так один в один.

И хотя на первый взгляд кажется, что Ольхон в первую очередь — край бескрайних реликтовых степей, и ничего кроме них здесь нет, всё же треть острова занимает глухая сибирская тайга. И именно от обрусевшего со временем бурятского слова ойхон, что в переводе означает «небольшой лес», вероятнее всего и произошло название острова.

Асфальтовых шоссе на Ольхоне нет. Официальная дорога — лишь одна: от паромной переправы до местной «столицы» — Хужира. Остальные — стихийные колеи, разбросанные и по степи, и по тайге и плотной сетью окутывающие весь остров.

Сразу после паромной переправы можно смело свернуть в сторону и ехать наслаждаться ольхонскими красотами. Хужир всё равно никуда от нас не денется, и к вечеру мы до него доберёмся.

Ольхон крайне рельефен. Здесь полно скал самых необычных форм.

Вот, например, одна из них, похожая ну руины какого-то сказочного замка.

Вблизи она выглядит не так эффектно.

Интереснее всего смотреть на неё с мыса Кобылья Голова.

Если не придираться — так почти Оксхорнан, что на острове Сенья, более известная у туристов как «Зубы дракона». Точно так же — «Зубами дракона» — называют гости Ольхона и это скальное образование. Топонимические штампы налицо.

У местных гидов в ходу другое название этого места — «Трезубец».

Южная часть Ольхона изрезана бухтами.

Четырёхкилометровый мыс Кобылья Голова (по-бурятски — Хорин ирги) — самая западная точка Ольхона. Считается, что если смотреть на него с воды, его силуэт будет напоминать плывущую по озеру лошадь.

Это место упоминается в древней легенде о Чигнисхане, мол его армия как-то стояла здесь лагерем, оставив после себя огромный таган с большим чаном, в котором варилась голова лошади.

Рядом с мысом осенью 1902 года произошло крупнейшее на Байкале кораблекрушение. Тогда сарма разбила о скалы судно «Потапов». Погибло, как минимум, 176 человек. Годом спустя та же сарма уничтожила караван из трёх барж, ведомых пароходом «Александр Невский». Две из них затонули, погибло 172 человека.

Скалы на Кобыльей Голове имеют слоистую структуру, будто торт «Наполеон», поставленный на ребро.

Прогуливаясь по мысу, я удивлялся как похожи местные формации на своих собратьев с берега Белого моря. Тогда я ещё не знал, что буквально через две недели попаду в настоящее царство слоистых гор — «лунный пейзаж» на маршруте «Хавёйсунн» в Норвегии, рядом с которым и ольхонские и беломорские скалы будут словно детсадовский утренник рядом с шоу Cirque du Soleil.

С Ольхоном связано множество мифов. Самый романтичный из них рассказывает происхождении хори-бурятов — одного из крупнейших бурятских субэтносов. Их прародителем считается охотник Хоридой, живший когда-то на Ольхоне. Однажды, прогуливаясь по острову, он увидел на берегу трёх лебедей, которые, скинув крылья, превратились в прекрасных девушек. Хоридой решил спрятать крылья одной из них, чтобы она не смогла превратиться обратно в лебедя, и женился на ней. Девушку звали Хун-шубуун (в переводе с бурятского — «Птица-лебедь»). Она родила Хоридою одиннадцать сыновей, которые дали начало одиннадцати хоринским родам, существующим по сей день. Однажды Хун-шубуун попросила мужа позволить ей вновь примерить крылья, вновь обернулась лебедем и улетела через дымовое отверстие юрты.

Среди хори-бурятов до сих пор существует обычай брызгать вверх молоком или чаем, когда над ними пролетает стая диких лебедей.

Соседний с Кобыльей Головой мыс — Хоргой.

На следующей фотографии можно разглядеть пересекающую его древнюю защитную стену, сохранившуюся здесь от курыканов. Упоминания об этом полумифическом народе встречаются в древнетюркских источниках, однако историки до сих пор не могут сказать ни где обитали курыкане, ни на каком языке они говорили. Как бы там ни было, стена, построенная ими, стоит и поныне. Её назначение неизвестно. По одной из версий в прошлом она ограждала существовавшее на мысу курыканское святилище.

Дороги Ольхона — прекрасны. Правда иногда они ведут в никуда.

Слева — одна из байкальских бухт. Справа — озеро Нуку-нур (в переводе с бурятского — «Яма-озеро»).

Бабушка — счастлива: машет вам в открытый люк рукой и передаёт пламенный привет.

Климат на Ольхоне — резко континентальный. Иногда даже в течение дня температура воздуха здесь может скакать аки молодой жеребец. Зато на Ольхоне всего 48 пасмурных дней в году и почти не бывает осадков. В то же время это — самое ветреное место Байкала: больше половины дней в году здесь дуют сильные ветра.

Туристический сезон на Ольхоне длится всего два месяца — июль и август. В остальную часть года остров пустынен.

В мае здесь — вообще прекрасно. Туристов — почти нет. На десяток километров вокруг — никого. Лишь мы и степь.

Хоргойский перевал. На фотографии он кажется довольно пологим, хотя в реальности подъём на него довольно непрост.

Съезжать вниз, как водится, ещё сложнее, чем подниматься наверх.

Если на перевал наш полноприводный «Бегемот» взобрался очень даже бодренько, то спуск заставил меня понервничать — колёса скользили по рыхлому грунту, совершенно не желая цепляться за склон, пришлось вспоминать навыки слалома. Бабушка визжала от ужаса.

С перевала открывается шикарный вид на пролив Малое Море и расположенные там острова.

Известнейший из них — Огой (по-бурятски — Ухагуй, в переводе — «Безводный»). С Хоргойского перевала он кажется совсем небольшим, однако его длина с запада на восток — без малого три километра.

В прошлом на самой высокой точке острова стоял маяк. В 2005 году на его месте была возведена буддийская Ступа Просветления (главный из восьми традиционных видов буддийских ступ). На следующей фотографии она выглядит как маленькая белая точка.

Вокруг — какие-то невероятные лунные пейзажи.

Будто мы где угодно, но только не на Земле.

На склонах холмов туристы выкладывают камнями названия городов, из которых они приехали.

Пролив Малое Море всё ещё частично укрыт льдом. Весна наступает здесь на пару недель позже чем в южной части Байкала.

В свою очередь климат на Ольхоне тоже заметно отличается от материка. Зимы здесь мягче, а лета наоборот — прохладнее.

Слева — очередная байкальская бухта. Справа — озеро Ханхой. Его размеры — всего восемьсот на пятьсот метров, однако в его водах водится какое-то огромное количество рыбы, в основном — плотва, окунь и щука.

Ольхон — единственный заселённый остров на Байкале. Здесь проживает около двух тысяч человек, в основном бурятов.

В советские времена большинство из них работало на двух системообразующих предприятиях — рыбозаводе и совхозе. В результате «рыночных преобразований» всё это было успешно похерено, и теперь островитяне выживают лишь за счёт рыбной ловли и туризма.

Крупнейший посёлок и центр местной вселенной — Хужир. Большую часть года это — тихий и сонный посёлок, в котором вообще ничего не происходит. Развлечений — никаких, работы — нет. Всё меняется летом, когда на Ольхон ежедневно приезжают тысячи туристов. Все они, как мотыльки на свет, так или иначе стекаются в Хужир, а местные жители за те два месяца, что длится туристический сезон, пытаются сорвать свой куш, общипывая этих мотыльков словно кур. В целом — все довольны.

С каждым годом на Ольхон приезжает всё больше китайцев. Работают с ними в основном местные. Первые китайские предприниматели в Хужире тоже уже появились, но пока их — всего несколько на весь посёлок.

Проблема китайских туристов в том, что они готовы платить за свои путешествия гораздо больше, чем русские. Поэтому нередки ситуации, когда владельцы гостевых домов на Ольхоне в последний момент отменяют уже оплаченную бронь, предназначенную для русской группы, чтобы отдать её китайцам, которые перебивают её предложенной ценой. Хозяин небольшой гостиницы, в которой мы остановились, без зазрения совести рассказал мне что тоже так иногда делает: «Кто больше платит — тот и заказывает музыку (читай: получает комнату), а мне ещё за учёбу детей в столице платить».

Все местные стараются отправить своих чад учиться либо в Санкт-Петербург, либо в Москву.

И вроде бы: поток туристов растёт год от года — зарабатывай себе деньги, «живи долго и процветай», но нет. В Хужире нет сетевых отелей, нет супермаркетов, нет даже АЗС — ближайшая находится на материке километрах в десяти от паромной переправы.

Ощущение, что посёлок застрял в 90-х. Туристам приходится останавливаться в наскоро слепленных из чего попало гостевых домах, где при рейтинге на Booking.com девять баллов из десяти сплошь и рядом — заляпанные санузлы и торчащая оголённая проводка. По острову все перемещаются на старых гремучих «Буханках».

Главная площадь Хужира выглядит так.

Постоянное электроснабжение появилось на Ольхоне лишь в 2005 году, когда сюда был проложен подводный кабель с материка. До этого момента в Хужире была дизельная электростанция, но стабильность её работы канула в лету вместе с Советским Союзом, и и к началу 2000-х свет на острове включался всего на несколько часов день, и то не ежедневно.

Зато на въезде в посёлок посреди степи стоят мусорные контейнеры, предназначенные для раздельного сбора мусора.

На окраине Хужира расположен самый известный из байкальских мысов — Бурхан.

Бурхан с тюрских и монгольских языков переводится как «хан», «будда» или «бог».

На Байкале, как например и на Алтае, довольно распространён бурханизм — синтез местных народных шаманских традиций с элементами тибетского буддизма. Отсюда же происходит обычай бурханить, о котором я рассказывал чуть выше.

Бурхан в понимании местных жителей — главное божество Байкала. А мыс Бурхан — его обиталище, географический и сакральный центр бурятского мира.

Другие названия этого мыса — Шаманский или Пещерный. Это место считается одной из девяти главных святынь Азии.

Согласно традиционной бурятской мифологии на небе живут тэнгрии — верховные божества, представители всех сил природы. У них есть тринадцать сыновей — нойонов. Старший и самый сильный из них — хан Хутэ Баабай. У него есть три призрачных дворца: один — на небесах, второй — в подземном мире, третий — на земле, на мысе Бурхан. Хан Хутэ Баабай считается царём всех шаманов и главным покровителем Байкала.

Мыс Бурхан заканчивается двойной скалой Шаманкой.

Высота ближней к берегу части скалы — тридцать метров, дальней — сорок два метра.

Внутри скалы находится сквозная пещера. В прошлом спускаться в неё было дозволено только шаману. Рядом с пещерой сохранились древние надписи на тибетском и монгольском языках.

В древности на мысе Бурхан совершались культовые жертвоприношения. В священной роще неподалёку сжигали и хоронили умерших шаманов.

Женщинам было запрещено приближаться к мысу. А мужчины, даже торопясь по особо важным делам, никогда не проезжали мимо верхом — они спешивались и проводили коня на поводу, чтобы не тревожить покой обитавшего в пещере духа.

И сегодня мыс Бурхан остаётся главным святилищем для всех верующих бурят Прибайкалья.

На северо-восток от него тянется Сарайский пляж, самый известный на Ольхоне. Его протяжённость — три километра, и он вдаётся в сушу на несколько сотен метров.

Ночевали мы в какой-то маленькой гостинице в Хужире. Хозяин угощал нас бухлером, наваристым бульоном из баранины, и позами, традиционными бурятскими мантами.

Утром, перед тем как отправиться дальше, мы ещё раз прогулялись на мыс Бурхан.

Далее наш путь лежал на северную часть Ольхона. Эта территория находится в составе Прибайкальского национального парка, поэтому доступ туда осуществляется исключительно по пропускам, получить которые можно в офисе парка в Хужире.

Там нас предупредили, что в Иркутской области — пожароопасная обстановка: в регионе введён режим чрезвычайной ситуации, посещение лесов, а вместе с ними — и всего остального, запрещено. И поэтому, хоть пропуск нам с радостью и выпишут, но проехать с ним на северную часть острова мы всё равно не сможем — егеря не пропустят нас через КПП, который находится в двадцати километрах от Хужира на единственной ведущей на север дороге. А раз так — то и пропуск нам выпишут не до мыса Хобой, самой северной точки Ольхона, а только до урочища Буругер, сразу за которым и расположен КПП. Но мы, конечно, можем попробовать договориться с егерями на месте, а вдруг, а мало ли...

Отступать было некуда — не для этого я вёз бабушку за тысячи вёрст, чтобы показать ей лишь половину Ольхона. И мы отправились в сторону КПП.

Егеря были нам откровенно не рады. За пару дней до нас им уже настучали по шапке из-за каких-то пробравшихся на север острова туристов.

Пришлось сделать серьёзное лицо и строгим голосом сказать: «Мы — из МЧС!» Пароль сработал, сим-сим открылся.

Сразу за КПП расположено урочище Песчанка. Это — одно из уникальных мест Ольхона: здесь на постоянно перемещающихся песчаных дюнах растут какие-то очень ценные растения-эндемики.

В сталинские времена на этом месте находился один из лагерей ГУЛАГа: восемь бараков — пять для мужчин и три для женщин, огороженных несколькими рядами колючей проволоки. Заключённые занимались переработкой рыбы. Лагерь был закрыт в 1951 году.

На песчаном берегу растут сосны.

Дорога, а точнее какая-то немыслимая сеть петляющих колей, убегает на север.

По ольхонским степям бродят полудикие лошади, когда-то содержавшиеся в местном совхозе, но в результате его развала ставшие никому не нужными.

А вот овечки — явно чьи-то: пасутся в свежеогороженном загоне.

Рядом с северной оконечностью Ольхона расположены три мыса: Саган Хушун, Хобой и Шунтэ Левый.

Саган Хушун переводится с бурятского как «Белый мыс».

Он сложен из белого мрамора, покрытого ярко-рыжими пятнами лишайников.

Здесь расположено несколько гротов, к которым ведут хорошо различимые тропы.

В центральной части мыса Саган Хушун есть группа скал, известная под названием «Три брата».

Старинная бурятская легенда гласит, что у одного ольхонского шамана была дочь и три сына. Девушка влюбилась в молодого юношу, но её избранник не понравился отцу, и тогда она сбежала из дома. На поиски непослушной дочери шаман отправил её братьев, превратив их в орлов. Оглядев остров с высоты, они быстро нашли беглянку, но та, горько плача, упросила их пожалеть её и не выдавать отцу. Братья согласились, но шаман не простил им такого обмана, обратив их в камни.

Это — место удивительно красоты. Яркие отвесные скалы обрываются в озеро стометровой неприступной стеной.

Где-то совсем рядом летают орлы. Кажется, что до них можно дотянуться рукой.

А ещё на этом мысу — поразительная акустика. Где-то вдалеке, юрко лавируя между дрейфующими льдинами, шёл катер с туристами. Не знаю, откуда он взялся здесь среди нерастаявших льдов. До него по ощущениям было метров восемьсот, при этом, стоя на вершине мыса, я отчётливо слышал, о чём между собой говорили пассажиры.

Мыс Хобой — самая северная оконечность Ольхона.

В мае его склоны покрыты остролодочником трёхлисточковым — реликтовым эндемиком, внесённым в Красную книгу.

Мыс Хобой — ещё одно легендарное место Байкала. Неподалёку от него в воде стоит большая скала. Легенда гласит, что это — окаменевшая бурятка, просившая из зависти к мужу у тэнгриев такой же дворец, как был у её благоверного, и обращённая ими за это в гору: «Покуда на земле будут зло и зависть, будешь камнем».

Вид на Ольхон с самой дальней точки мыса.

Мыс Шунтэ Левый (с бурятского шэнэтэ — «лиственница») находится всего в полутора километрах от мыса Хобой. К слову, на Ольхоне есть ещё мыс Шунтэ Правый, от «левого» его отделяет двенадцать километров.

Местные жители называют Шунтэ Левый мысом Любви. Всё дело в том, что с определённой точки он напоминает ноги женщины, раздвинутые и чуть согнутые в коленях. Представьте, что вы стоите на женской груди и смотрите «вниз». Похоже?

Считается, на этом месте можно излечиться от бесплодия. Для этого бездетная пара должна заночевать на мысу. В наши дни это предание обрастает всё новыми деталями: так желающие родить мальчика должны провести ночь у левой «ноги», а желающие девочку — у правой. Более того, одинокие, у кого пока нет пары, тоже могут переночевать — посередине между «ногами». Непорочного зачатия, конечно, в процессе ночёвки не обещается, но что-нибудь хорошее обязательно должно произойти.

В причинном месте, так сказать — в междуножье мыса, нескромно растёт небольшая лиственница, издалека напоминающая ту самую лобковую растительность (гляньте ещё раз на предыдущую фотографию).

Северо-восточный берег Ольхона, за исключением нескольких пологих распадков, обрывается в Байкал отвесной каменной стеной. Где-то здесь совсем рядом, в восьми километрах от берега, находится самое глубокое место озера — 1642 метра.

Один из распадков на север-западном берегу — Узуры. Здесь расположена метеостанция.

Это — единственное место в северной части Ольхона, где можно на машине подъехать к самой воде.

Время потихоньку близится к вечеру, нам пора выбираться на материк.

Пока, Ольхон. Я обязательно к тебе вернусь!

Не переключайтесь!

Продолжение: Вдоль побережья Малого Моря