В первом томе Сборника материалов для истории города Лальска Вологодской губернии, составленного городским старостой Иваном Пономарёвым в 1897 году, так и указано:

Заштатный городъ Лальскъ Вологодской губернiи Устюжскаго уѣзда лежитъ на Лальскомъ торговомъ трактѣ идущемъ изъ г. Устюга (того самого Великого — Прим. автора) въ г. Устьсысольскъ (Сыктывкар — Прим. автора).

Мы едем в Коми тем же путём. Для начала, правда, надо перебраться на противоположный от Великого Устюга берег Северной Двины.

Обычный для российского севера и помнящий, наверное, ещё дедушку Брежнева паром отправляется каждый час. Ажиотажа нет.

Посреди Северной Двины на якоре стоит плот. Он принадлежит устюжанину Виктору Чучину, местному бизнесмену, который в обычной жизни строит газопроводы с котельными, варит пиво на собственной пивоварне и периодически дарит северным посёлкам детские спортивные площадки, а в свободное от всего вышеперечисленного время восстанавливает в Вологде старинные дома. Ещё ему принадлежат коттеджи на вотчине Деда Мороза, в одном из которых мы останавливались пару лет назад.

С мая по сентябрь Виктор Чучин живет на своём плоту, иногда сплавляясь на нём по Сухоне и Северной Двине.

Великоустюгское Задвинье — край вымерших деревень. Над верхушками деревьев темнеют остовы старых полуразрушенных храмов, свидетелей былых хлебосольных времён, когда по несущей свои воды к Югу Лузе проходил оживлённый торговый маршрут.

В деревне Копылово в пыли дорожной обочины словно скромная деревенская девушка стоит миниатюрная часовня, освящённая в честь Георгия Победоносца.

Со стороны она выглядит хоть и опрятно, но уж как то совсем неприметно — заболтавшись можно и мимо проскочить. Зато под сводом её импровизированной апсидиолы прячутся удивительной красоты фрески.

Потрясающее по своей сохранности место, а для Русского Севера — так вообще уникальное: ничего подобного я в этом краю пока не встречал.

Пейзажи Прилузья — рельефны и холмисты. И потрёпанные главки древних церквей иной раз виднеются за много километров, то показываясь из-за очередной возвышенности, то снова скрываясь за следующей.

На следующей фотографии — укутанная пеленой летнего дождя Покровская церковь в селе Чучёры. И хотя от названия этого населённого пункта так и веет чем-то доновгородским финно-угорским, оно — вполне себе славянское. Согласно легенде, это то место, где «чудь с ратью сошлись, и чудь победила». Названия соседних с Чучёрами деревень — вообще отдельная песня: Путилиха, Прислон, Чигра — будто что-то древнее и былинное.

Церковь в Чучёрах — типичный представитель позднего устюжского барокко. Её возвели в 1812 году. На храмах тогда не экономили — два этажа, зимняя трапезная, величественная колокольня под шпилем — такой и в столице выглядел бы достойно. Печально, но в наши дни всё это величие никому не нужно — ни Русской православной церкви, ни Министерству культуры, ни местным жителям: полуразрушенное здание святыни ныне используется как хлев.

Храмовые своды — закопчены, в алтаре явно жглись костры. На старом каменном кресте — смесь свежего и застарелого навоза. Бог давно покинул это место.

Сколько не езжу по России — не могу понять, как мы могли до такого дойти? Когда уважение к предкам перестало хоть что-то значить, и святые для наших отцов и дедов места, да даже их могилы в одночасье оказались осквернены? Что было в голове у жителей всех этих бесконечных сёл и деревень, когда они надругивались, разворовывали и уничтожали святыни, в тени которых они выросли? Да, можно по разному относиться к религии — это личное дело каждого, но здесь проблема намного шире: подобные пакости происходили после революции не только с храмами. И когда я слышу где-то про величие моей родины — у меня сразу перед глазами встают эти кадры, кадры предательства собственного народа и аморального попрания тех самых скреп, о которых модно стало сейчас трубить из каждого утюга. Всё очень просто: ровно в тот момент, когда жители Чучёр (сюда можно подставить название любой другой деревни) не подняли на вилы того, кто предложил пасти в их церкви коров, всё величие нашей страны сдуло ветром. Остались только стыд и грусть.

Напомню, что наша экспедиция называется «Коми со всех сторон», но до этой самой Коми нужно ещё добраться. Раньше подобный нашему путь от Старой Ладоги до Приуралья по рекам, озёрам и волокам занимал не одну неделю. Теперь — на автомобиле — доехать можно быстрее, но всё равно расстояние — нешуточное, на пути три области — Ленинградская, Вологодская и Кировская, да и российские дороги всё же пока далеки от совершенства; короче — за один день, как ни крути, не управишься.

В стороне от дороги остаётся ближайший к Лальску современный город — Луза, местный райцентр. Там даже есть железнодорожная станция. Правда Лузе от этого — не легче: если верить Википедии, единственное ради чего есть смысл туда завернуть — братское кладбище советских воинов, умерших от ран в эвакогоспиталях. Так что если читатель последует нашему примеру и просто проедет мимо — уверен, он ничего не потеряет.

Напомню, что современная территория Предуралья (нынешние Республика Коми и Пермский край) в прошлом называлась Пермью (не путайте это с современным одноимённым городом). Название это — вероятнее всего финно-угорское, и происходит от словосочетания perä mаа — «задняя (читай: дальняя) земля». Из летописей мы знаем, что в средние века здесь существовали как минимум два государства — Пермь Великая (Камская) с центром в Чердыни и Пермь Малая (Вычегодская) с центром в Усть-Выми. Обе они в прошлом были заселены предками современных коми: Пермь Великая — коми-пермяков, Пермь Малая — коми-зырян.

Земли к западу от Великого Устюга — в бассейнах рек Виледи и Лузы — вплоть до XVII-XVIII веков тоже относились скорее к коми, чем к славянам, поэтому в писцовых, переписцовых и прочих книгах назывались «Пермцами» — соответственно Вилегоцкой и Лузской.

Таким образом, Лальск, с одной стороны — типично новгородский, с другой — основанный в самом сердце исторической Лузской Пермцы, в каком-то смысле — ничто иное как преддверие Коми. Вот, кстати, уже и купола его храмов вдалеке показались. Подъезжаем!

Сейчас в Лальске проживает около двух тысяч человек. Текущее состояние посёлка очень красноречиво описывается единственным фактом: всего за последние два десятилетия его население сократилось более чем вдвое. Потрёпанная въездная стела из дешёвого кирпича с отвалившимся буквами — будто местная квинтэссенция: взглянешь на неё — и сразу всё понятно без слов.

В пику унылому настоящему у Лальска — вполне себе достойное прошлое: во времена Екатерины II он был уездным городом и входил в состав Вологодской губернии (о чём напоминает расположенный в верхней части герба Лальска герб Вологды — выходящая из облака рука с золотой державой и серебряным мечом).

Поднимем коптер.

Так выглядит центр Лальска сверху: мило и провинциально. Кажется, здесь ничего не поменялось за последние несколько веков. Весь посёлок жмётся к единственной улице (в прошлом — Большой, ныне — Ленина), от которой в сторону реки Лалы ответвляются небольшие проулки.

Сердце Лальска — храмовый комплекс, состоящий из летнего Воскресенского собора с отдельно стоящей колокольней и зимней Благовещенской церкви. Оба храма украшены изящными поясами из старых изразцов.

Лальск появился в очень неспокойное время — сначала Иван Грозный со своими опричниками, потом Смута с польскими и литовскими шайками, разбойничавшими по всей Руси будто в своих провинциях, в дополнение к ним — периодически забредавшие в Заволочье казаки с татарами. Вполне логично что поселение очень скоро оказалось окружено деревянным частоколом с трёмя воротами и восемью башнями. Вот описание Лальска из приправочной книги Сольвычегодского уезда за 1620 год, когда тот, получается, «праздновал» своё пятидесятилетие:

В Лальской же волости на реке на Лале на осыпи бывал городок Ботище ниже Николскаго погосту на берегу, а в осыпи церковь Михаила Архангела вверх шатровой ставят ново мирские люди Лальскою волостью, а дворов в осыпи нет, а поставлен острог около Николскаго Лальскаго погосту по реке по Лале по берегу вверх от осыпи, а из острогу трои ворота проезжие да восемь башен глухих, а в остроге государев казённый погреб, а на нём амбар кругом у амбару тын стоячий вострой на иглах, а в нём за замком и за печатью у острожных приказщиков у Овдейки Паламошнова с товарищи государева казна: 12 пищалей затинных, а к ним 1000 ядер железных, да 20 рушниц да обломок рушницы да в 3-х бочках 11 пуд зелья пищального да в станках и усечках и в пульках 7 пуд свинцу, да 30 стрел, да 10 прапоров зенденных розными цветы да 300 лыжей...

А всего на Лальском погосте церковных 5 дворов, да 3 кельи, да двор поповской же пуст, да 10 келий, а живут в них нищие...

И всего на Лальском погосте и в остроге и за острогом 64 двора тяглых середних и худых, а людей в них 72 человека, да 8 дворишков осадных волостных крестьян, а в них живут подворники да три места дворовых пустых...

Представляете, какая красота была? Стрельцы на лыжах, вооружённые тяжёлыми затинными пищалями, лёгкими ружьями да ещё и стрелами, и над всем этим развевается десять разноцветных флагов — и всё это в поселении, где и сотни жителей не наберётся... Чуете истинно новгородский размах? То-то же.

К слову, как только Смута закончилась, жить сразу стало попроще, поэтому лальское укрепление уже к середине XVII века пришло в полную негодность: «острог весь подгнил, только стоят ворота до башни да и те все ветхи и развалились».

Расположенный в краю, где зима длится столько, сколько захочет, а если в январе на улице минус двадцать — то это ого-го как хорошо, Лальск с самого своего основания был поселением купцов и ремесленников. К концу XVII века лальские предприниматели, насмотревшиеся на своих великоустюгских собратьев, начали снаряжать свои собственные промысловые экспедиции на восток — до самых Алеутских островов. А тут ещё и Пётр I очень удачно одобрил новый торговый маршрут в Сибирь — как раз через Лальск, и понеслось...

В 1695 году была введена государственная монополия на «китайский торг», с этого момента все желающие торговать с Китаем должны были присоединяться к официальному государственному каравану. Одним из таких «официальных торговых представителей» стал лалетянин Иван Саватеев, сначала сходивший в Поднебесную в качестве обычного купца, а после довольно быстро продвинувшийся по карьерной лестнице аж до караванбаши. Организованные им караваны «с государевой соболиною казной для продажи и мены» иной раз состояли из более чем восьмисот человек, а прибыль от самого успешного похода 1709—1711 годов, превысила двести тысяч рублей, что составило 1/14 всех доходов Российского государства за 1711 год.

Дела в Лальске сразу пошли на лад. В 1712 году лальский купец Иван Бобровский построил каменный приют для подкидышей и сирот с богадельней для престарелых и убогих (что-то подобное появится в Москве лишь в царствование Екатерины II), а через два года — ещё и каменную церковь при нём, причём обязался содержать всё это хозяйство до самой своей смерти. А в 1715 году, когда в Великом Устюге сгорел один из местных храмов, лальские прихожане решили подарить устюжанам верхний этаж своей старой деревянной церкви, для чего разобрали его и сплавили по Лале, Лузе и Югу до самого Устюга.

В 1765 году на колокольне Воскресенского собора были установлены башенные часы с боем. Создал их местный мастер Nikolai Popov (именно так латиницей и записано). Часы эти кроме обычного времени показывали ещё и восходы и заходы солнца, а также фазы луны. Каждые пятнадцать минут отбивались колоколом, а раз в час над Лальском раздавался мелодичный перезвон.

Лалетяне свои часы очень любили — зимой ярус колокольни, где те были установлены, отапливался. Часовой механизм отвечал взаимностью и верно служил Лальску почти 170 лет, пока в 1930-х годах окончательно не износился. То что от него осталось, согласно преданию, хранится ныне в запасниках Национального музея Республики Коми в Сыктывкаре, а осиротевшая без часов колокольня вот уже почти девяносто лет недоумённо глядит на окрестности чёрными от ржавчины заглушками.

Так выглядит соборный ансамбль Лальска сверху.

А так — с земли. Иронично, но площадь перед ним носит имя 25 октября — в очередной раз напоминая о том, чему Лальск (как и многие другие процветавшие в прошлом российские города и веси) обязан своим сегодняшним состоянием. Если вдруг кто из моих читателей не знает, 25 октября — день Октябрьской революции (ну или Октябрьского переворота, уж что кому ближе).

Да, Лальск наших дней — бесконечно далёк от своего славного прошлого. Прямо напротив Воскресенского собора в куче смрадящего мусора, перемешанного с дорожной пылью, роются бездомные собаки.

Чуть поодаль — медленно уходят в небытие потрёпанные строения неопределённого возраста, каким-то чудом пока ещё не растащенные на кирпичи.

После смены статуса Лальска с уездного города на заштатный в 1796 году его экономика резко пошатнулась. Положение спас изданный Александром I в 1811 году указ, запретивший Сенату пользоваться иностранной писчей бумагой. «Импортозамещение» тогда работало не так как сейчас, поэтому сразу после издания указа купцы по всей стране начали строить свои фабрики, да так активно, что уже к 1829 году, когда лалетянин Степан Сумкин решил учредить аналогичное предприятие в своём родном городе, их действовало в России несколько десятков.

Основанная Степаном Сумкиным в нескольких километрах от города Лальская бумажная фабрика за несколько десятилетий стала одной из передовых в России. К концу XIX века на ней производилось свыше девяноста сортов бумаги первоклассного качества, которую использовали для печати денег, отправляли в Англию для упаковки элитных сортов чая и даже использовали в качестве фильтров для крови в военных госпиталях. Несколько раз бумага из Лальска брала золотые и серебряные медали на международных выставках в Париже. Но сейчас всё это — уже история: буквально за несколько дней до нашего приезда Лальская бумажная фабрика была признана банкротом.

Наивысшего же расцвета бумажное производство в Лальске достигло во второй половине XIX века. Тогда сын основателя фабрики Александр Сумкин «схантил» из Калужской губернии молодого мастера — Сергея Прянишникова. Последний довольно быстро дослужился до управляющего, а в 1870 году — ещё и женился на внучке Степана Сумкина, став полноправным бизнес-партнёром. Под его руководством штат фабрики достиг почти пятисот человек (половина населения Лальска того времени), а для рабочих появился отдельный посёлок — с домами и бесплатными больницей и школой. В самом Лальске на фабричные деньги были открыты городская библиотека и трёхклассное городское училище.

Об отношении рабочих бумажной фабрики к своему директору лучше всего говорит эпитафия, высеченная ими на набгробии Сергея Прянишникова после его смерти:

Надгробное слово, сказанное рабочими фабрики «Н^ки Сумкина (Наследники Сумкина — Прим. автора)», на которой покойный прослужилъ болѣе 53 лѣтъ.

Глубокоуважаемый Сергѣй Михайловичъ! Мы — рабочiе завѣдываемой тобою фабрики, движимые искренней признательностью за твое отеческое отношение къ намъ, собрались у гроба твоего, чтобы воздать последнiй долгъ и проститься съ тобой. Какъ много ты въ теченiи своей долгой трудовой жизни, поражая насъ своей энергiей, трудолюбiемъ и знанiемъ всѣхъ мелочей фабричной работы, сделал для усовершенствованiя и увеличенiя фабрики! Благодаря твоей работѣ увеличивалась и потребность рабочихъ рукъ, поэтому для постепенного увеличивающихся семействъ нашихъ всегда находилась работа, намъ не приходилось тебѣ безъ причины вызывающей съ нашей стороны разлучаться съ своими дѣтьми. А кто помогалъ намъ матерiально и нравственно въ безчисленныхъ нуждахъ нашихъ? Кто поддерживалъ насъ при воспитанiи нашихъ семействъ? Все — ты – покровитель и благодѣтель нашъ! Ты умеръ, постепенно угасая, твой мощный дух долго боролся со смертью. Но не умретъ память о тебѣ: еще долго фабрика будетъ собою напоминать о своемъ создателѣ. Память о тебѣ будетъ передаваться среди насъ изъ поколенiя в поколенiе. Прости насъ грешныхъ, если заставили тебя порой пережить нѣсколько горькихъ минутъ! Дай Богъ душе твоей, труженикъ и добродѣтель нашъ, упокоенiе въ вѣчной радости. Царствiя Небеснаго!

Где сейчас в России такое встретишь?

Бывший особняк Сергея Прянишникова с 1990 года занимает Лальский краеведческий музей.

Как и полтора века назад эта усадьба — самое красивое здание Лальска.

Внутри — довольно занятно. Добротные купеческие деревянные лестницы соседствуют с китайскими пластиковыми кабель-каналами и эвакуационными табличками.

Думаю, это не будет ни для кого откровением, но Лальский краеведческий музей, как и большинство подобных заведений, — откровенно скучен. И хотя местный исторический багаж позволяет ого-го как развернуться, материал посетителям подаётся в лучших традициях позднего СССР — на пожелтевших бумажных распечатках.

Хотя новгородские переселенцы выбрали для своего острога чуть ли не лучшее из возможных мест — в самой гуще торговых путей того времени — пришли они, конечно, не на пустую землю. С одной стороны, весь этот регион, как я уже неоднократно рассказывал, был довольно густо заселён чудью (если пропустили — вот подробный исторический экскурс: Где находится Заволочье или Краткая история Русского Севера), которая в первые годы существования поселения неоднократно на него нападала и даже, в соответствии с городской легендой, однажды была поражена слепотой после молитвы лалетян к святителю Николаю. С другой стороны, сохранились упоминания купчих грамот, по которым земли вокруг современного Лальска были переданы крестьянам окрестных деревень ещё за полвека до его основания. Да и городок Ботище «на осыпи ниже Николскаго погосту на берегу», упоминавшийся мной выше, — скорее создаёт новые вопросы, чем на отвечает на старые...

Вы знаете что такое «рухлядь»? Нет, это не только старые пожитки. Рухлядью в старину называли пушнину. И в утверждённом Екатериной II описании лальского герба так и было указано: «две куничьи кожи в золотом поле — в знак того, что сего города жители производят знатный торг мягкой рухлядью».

Ещё из интересного: когда в XIX веке началось строительство Пермь-Котласской железной дороги, местные купцы не захотели, чтобы она проходила через Лальск, и оплатили разработку альтернативного маршрута. Так появилась железнодорожная станция Луза, ставшая на следующие сто лет главным местом притяжения этого края и превратившая Лальск в ещё большее захолустье. Самое же интересное во всём этом, что точно такая же история примерно в то же время происходила в семиста километрах отсюда — в Сомино: там местные купцы тоже решили «передвинуть» железную дорогу подальше от своего села, чем спровоцировали закат и его финансового благополучия.

Из неожиданного: в Лальском музее — на удивление интересный «ткацкий» зал. Да, раньше лалетянки были не просто большие, а очень большие рукодельницы.

Смотрите сами какая вышивка на рукавах! Невероятно же!

Вся одежда, представленная в этом зале, — льняная. На Русском Севере лён традиционно выращивали на кулигах — специальных участках леса, вырубленных и выжженных под пашню, но не раскорчёванных (сразу вспоминается история про «чёрта на куличиках»). Такие пашни было принято разрабатывать специальными боронами из молодых елей — кулижками. Когда же культура созревала, её «теребили», то есть выдёргивали обязательно с корнем, так чтобы не повредить стебель.

Дальнейшая обработка льна производилась специальными деревянными инструментами: мялками, трепалами, щетями.

Куда ж на Русском Севере без прялок? Сколько тысяч я их видел за годы путешествий по России — уже и не счесть. В Лальском музее особенно интересны две: слева — с кусочками настоящего зеркала (которое в то время было на вес золота), справа — вырезанная в 1931 году (вероятно, одна из последних созданных в России).

Искусство: расписанная крестьянскими мастерами мебель.

Инновации: деревянные стулья с вентилируемыми сиденьями.

Традиции: купеческий быт конца XIX века.

Экспозиция музыкальных проигрывателей. Вот, например, радиола Sakta, выпускавшаяся Рижским радиозаводом с 1959 по 1964 годы. Точно такая же всего лет двадцать назад стояла у моей бабушки на даче, а в детстве, помню, я на ней слушал радио «Маяк»; до сих пор помню его позывные — «Подмосковные вечера».

Сейчас модно ругать СССР на чём свет стоит, но вы только взгляните на ассортимент советских радиоприёмников и музыкальных проигрывателей — какое было разнообразие. К слову, точно могу сказать, что качество звука у большинства из них соответствовало передовым мировым стандартам того времени.

А это — аппаратура 80-90-х годов XX века. Смотрю, и аж ностальгия берёт: я очень хорошо помню и такие «Романтики» с катушками как слева, и двухкассетные импортные магнитолы как справа.

Ну а кто не перематывал никогда кассету с помощью карандаша — тот вообще, считаю, жизни и не видел!

Прогуляемся теперь по посёлку?

С 2020 года Лальск входит в число «the most beautifull villages of Russia», о чём напоминает англоязычный знак на улице Ленина.

Подытоживающее эту информацию «welcome» выглядит как издевательство: в своём сегодняшнем состоянии Лальск больше похож на какую-нибудь забытую всеми деревню, куда иностранный турист может приехать разве что взглянуть на аутентичный русский «pizdec».

Нет, вы не подумайте, с точки зрения искушённого туриста Лальск — очень даже хорош: настоящая тихая провинция, всеми почему-то забытая (в школах про такие места, например, не рассказывают), но всё равно хранящая в своих закоулках осколки великого прошлого, будто порфироносная вдова, лишившаяся былой власти, но не своей стати.

Деревянные тротуары — один из прекраснейших атрибутов Русского Севера. Здесь они тоже есть, причём в прекрасном состоянии.

Торговые ряды прошлого.

Торговые ряды настоящего. Да, поизмельчало купечество на Руси за два столетия...

Жилые дома прошлого.

Вот, например, 16-комнатная усадьба с двумя кухнями и трёмя прихожими. Её построил для своей семьи городской староста Иван Пономарёв, тот самый, выпустивший в 1897 году Сборник материалов для истории города, с которого я начал своё сегодняшнее повествование.

Жилые дома настоящего.

Промежуточный вариант — многоквартирный барак раннесоветского периода. Обратите внимание на огромные застеклённые веранды, прилагающиеся к каждой квартире. Меня это до сих пор удивляет, но большинство деревянных домов того периода, к слову — очень непростого для нашей страны, были для своего времени очень даже ничего и своей архитектурой, комфортом для жителей. Вот бы их в порядок привести, как это делается в соседних Скандинавии или Финляндии, — какие конфетки бы получились!

Местный памятник архитектуры — флигель усадьбы Иннокентия Шестакова, внука основателя Лальской бумажной фабрики Степана Сумкина, — так называемый «Китайский домик». Состояние вы сами видите на фото.

Другая крайность — здание одного из магазинов семьи Сумкиных, ныне занимаемое Лузским райпо (я уж думал, что таких слов в жизни больше и не встретишь, ан нет). Дешёвые стеклопакеты, серая металлическая дверь с синим пластиковым козырьком, ужасного цвета металлочерепица и облицованное керамогранитом крыльцо — разве так должно выглядеть историческое здание в центре старинного города?

Из отличных новостей: лальская столовая «Сударушка» — одна из самых дешёвых и вкусных, где мне приходилось обедать. Правда, здесь — очень хорошо!

А пирожные, создаваемые местным кондитером, так те — вообще вне конкуренции. За них Лальску можно простить практически всё!

В целом, заехать в Лальск единожды, если по пути, — можно. Но возвращаться сюда, учитывая то в каком состоянии поддерживают (а точнее — не поддерживают) местные дороги — совершенно не хочется. Да и зачем?

Впереди нас ждёт Коми.

* * *

В десяти километрах от Лальска на берегу реки в окружении глухой чащи высится церковь Покрова на Лузе, один из красивейших каменных храмов Русского Севера начала XVIII века. Это — памятник федерального значения, как и многие другие шедевры русского зодчества нашим сегодняшним властям совершенно не нужный, и поэтому неспешно разрушающийся.

Посетить эту церковь я хотел даже наверное больше чем сам Лальск, но неожиданно накрывший нас затяжной ливень вынудил отказаться от этой идеи до лучших времён. Так что всё же придётся мне в Лальск когда-нибудь вернуться...

Не переключайтесь!

Продолжение: Сыктывкар или Ну наконец-то Коми