Как водится, я хотел уехать подальше, за Лахденпохью, где осталось ещё несколько шхерных районов, в которых я пока так и не успел побывать. Но мои друзья-рыбаки дружно заголосили, что нефиг, надо ехать в Берёзово (это — на границе Ленинградской области и Карелии): там сейчас клюёт форель — накоптим её, наварим ухи и устроим пир горой! Я, наивный чукотский мальчик, конечно же им поверил... Да, хоть мои друзья и рыбаки, и в каких-то там соревнованиях постоянно участвуют, и даже когда-то что-то выигрывали, но за все те разы, что мы были вместе на Ладожских шхерах, рыбы у нас не было ни разу (ну разве что из ближайшего магазина).

В общем, так нежданно негаданно я снова оказался в тех самых местах, откуда в 2012 году началось моё знакомство с летними Ладожскими шхерами.

Весной, когда тает снег, и карельские порожистые реки (по-карельски называемые йоки, от финского — joki) несут свои воды в Ладогу, цвет воды в озере меняется. Если погожим летним или осенним днём Ладога отдаёт лазурью, то весной — здесь преобладают коричневатые песчано-болотистые нотки.

Небольшие буксиры тянут за собой садки с форелью — чтобы рыба лучше себя чувствовала, нужно периодически менять их расположение. Если повезёт (а владельцам форелевого хозяйства, соответственно, — не очень) — садки при буксировке порвутся, и форель вырвется на свободу в Ладогу. Говорят, что в этом случае ловить её можно будет чуть ли не руками: истории про полную лодку отборной красной рыбы, сбежавшей перед этим из какого-нибудь хозяйства, — нет нет да иногда имеют место.

Встречаются здесь суда и покрупнее — на таких баржах в Санкт-Петербург перевозят гранит из карьера, расположенного в Кузнечном.

В мае уровень озера обычно повышается. Особенно хорошо это заметно, если зима была снежной, а весна — тёплой. Тогда большинство небольших островков затапливается. Несмотря на то, что Ладога — крупнейшее озеро Европы, и воды в нём ни много ни мало 838 кубических километров, уровень воды здесь год от года и сезон от сезона колеблется. В иные лета разница может достигать пары метров.

Пусть Ладога — не Карибское море, зато у нас тут есть свой Дейви Джонс.

В наши дни большая часть островов на Ладожских шхерах — необитаема. До Второй мировой войны эти земли были обильно заселены финнами. Теперь тут и там с ладожских берегов на нас пустыми глазницами глядят ухоженные поляны, на которых когда-то располагались финские хутора.

Вот, например, бывший хутор семьи Хямяляйнен (информация с финской топографической карты 1931 года).

Даже спустя много десятилетий после того как люди покинули эти места, ничего не заросло.

Природа, конечно, постепенно берёт своё.

Из старых гранитных стен уже тянутся к небу молодые берёзки.

Фундамент хуторского дома. Пусть ему чёрт те знает сколько лет — он всё стоит, хоть завтра водружай на него сруб да переезжай сюда жить.

К слову, к этому хутору, расположенному на острове Кильпола, можно даже, при желании, доехать на машине.

Кильпола — второй по величине остров на Ладожских шхерах после Риеккалансаари.

Здесь, на его юго-западном берегу, расположена самая известная скала в восточной части Ладожских шхер — Руллалахденвуори. Её высота — 57 метров (к слову, самая высокая точка острова — гора Ихалавуори; её высота — 60,5 метров, и расположена она в центральной части Кильполы).

На вершину Руллалахденвуори ведёт пологая тропа. Оттуда открывается прекрасный вид на залив Лехмялахти (с финского: «lehmä» — корова, «lahti» — залив).

Обожаю так сидеть на каком-нибудь карельском уступе и наблюдать за рассветом или закатом. Есть в этом какая-то магия. Вот честно, всю жизнь готов провести на этих гранитных скалах, и ничего больше не надо...

Когда я был на вершине Руллалахденвуори в первый раз, а было это в 2012 году, мы праздновали день рождения одной моей знакомой. Наш лагерь располагался прямо под скалой. Размах тогда был — ого-го: толпа — человек двадцать пять, мы запускали в небо китайские фонарики и писали на поляне бензином огненные письмена, да что уж там — в одной из наших палаток даже стояла настоящая барабанная установка. Во времена были! Теперь некоторых участников тех славных событий уже нет на этом свете...

Кажется, что с тех пор ничего не изменилось. Только на вершине Руллалахденвуори появилась огромная конструкция из двух больших зеркал.

Зато виды отсюда — неизменны: гладь залива и уходящие до горизонта зелёные-зелёные леса...

Всё как шесть лет назад. На фото — острова Куусиккосаарет (с финского: «kuusiko» — ельник, «saaret» — острова).

Внизу, у подножия Руллалахденвуори, — бухта Ахвенапайанлахти, на берегу которой и расположена та самая туристическая стоянка, на которой мы стояли шесть лет назад. Место это — чуть ли не самое популярное в этих краях, здесь — всегда многолюдно. Вот и в этот раз, чтобы пройти на вершину скалы, нам пришлось потревожить какую-то огромную группу взрослых с детьми, стоящую здесь лагерем.

Закат окрашивает окружающие леса своим золотым светом. Выглядит всё, будто сейчас — не поздняя весна, а ранняя осень...

Красота же! Ходить по Ладожским шхерам можно исключительно с таким выражением лица. Во всяком случае на закате.

Весенние вечера — они вообще особенные. Летом таких не бывает.

Огромное раскалённое солнце неспешно закатывается за карельские холмы.

Ладога, как обычно, успокаивается.

Вдали испуганные рёвом моторной лодки птицы устремляются в небо.

Их так много, что выглядят они словно рой карельских комаров.

И пусть на дворе — вторая половина мая, магический сезон белых ночей на Ладоге уже открыт.

Весна. Уровень воды в этом году необычайно высок, так что даже обычный проход под мостом, соединяющим Кильполу с материком, превращается в непростое испытание.

Высоко в небе косяки птиц летят на север. Такую картину можно наблюдать здесь лишь пару недель в году — с середины мая до начала июня.

Над пологой горой, покрытой молодой порослью, грозно стоят несколько упрямых старых сосен, переживших страшный ураган, промчавшийся летом 2010 года по этим краям. Чтобы осознать весь масштаб стихии, представьте, что раньше весь этот холм (как и многие другие возвышенности в Северном Приладожье) был покрыт такими деревьями-великанами.

Теперь лишь несколько оставшихся старожилов напоминают о былом величии, а внизу к ним тянется, как сказал бы Пушкин, племя младое, незнакомое.

Подтопленные острова в заливе Лайккаланлахти (в наши дни его принято называть Куркийокским).

Безымянная скала неподалёку от мыса Куркиниеми. Ещё несколько лет назад я собирался найти тропу на её вершину.

В этом году задача, наконец, выполнена. Вид на Ладожское озеро.

На мысу Куркиниеми (с финского: «kurki» — журавль, «niemi» — мыс) стоит старый финский маяк. Мы забирались на него в 2013 году.

Самое начало залива Лайккаланлахти. До Куркийоки (с финского: «kurki» — журавль, «joki» — порожистая река) — отсюда по прямой примерно 12 километров.

Я, как обычно, спускаюсь со скал последним — пытаюсь найти что-нибудь интересное. Все меня традиционно ждут.

Один из самых грозных обитателей этих мест — гадюка. Обычно они неагрессивны, но если хорошенько разозлить или напугать — могут и цапнуть. Укус гадюки — хоть и ядовит, но обычно не опасен. Помереть — не помрёшь (если аллергии нет), но в больницу ехать придётся.

Главная опасность — такая гадюка может легко обосноваться в незапертой палатке, или открытой сумке. Сам видел несколько лет назад на Вуоксе, как к одному из моих друзей такая змея залезла под тент, и разместилась у него на спальном мешке, будто у себя дома.

Маяк на мысу Куркиниеми.

Архипелаг Иесусаарет (фото архипелага 2013 года). На одном из его островов несколько лет назад снимался фильм «Запрет». После окончания съёмок остались живописные декорации, которые стоят там до сих пор (фото декораций 2014 года).

Солнце с трудом пробивается сквозь пелену облаков.

Поверхность Ладожского озера — будто зеркало. Такая погода бывает здесь очень редко — обычно хоть минимальная, но рябь на поверхности есть.

Горизонт совершенно незаметен — вода плавно переходит в небо.

Из следующих нескольких фотографий я так и не смог выбрать какую-нибудь одну. Я бы назвал эту серию: «Пусть все знают, как мы отдыхаем или У балтийской молодёжи развлечения свои».

Надеюсь, что эти кадры хоть чуть-чуть смогут передать атмосферу и настроение того вечера. Мягкое закатное солнце, озеро абсолютно спокойно, нет ни ветерка, тишина, лишь где-то вдалеке кричат чайки, да в зарослях тростника плещется какая-то мелкая рыбёшка. И над зеркалом Ладоги две надувных моторных лодки не идут, парят, словно не касаясь поверхности воды...

Наступает очередная тихая карельская ночь.

Где-то вдалеке в пролив начинает сползать густой туман.

Этой ночью снова не стемнеет.

В мангале будут кряхтеть угли, и аромат свежего мяса будет расплываться по поляне, смешиваясь с запахом весенней сосновой смолы.

Лёха будет кочегарить печку для бани.

Пройдёт всего пара часов, и вот она — готова. Баня на Ладожских шхерах — наша старая добрая традиция. Как говорится: «в здоровом теле — здоровый дух!» Прислушайтесь, и вы услышите как шипит поддаваемая на раскалённые камни ледяная ладожская вода.

Посиделки затягиваются до самого утра. В мае это несложно — солнце-то поднимается уже в четыре часа.

Кто-то идёт спать, а я завожу мотор и отправляюсь на поиски приключений.

Небо переливается какими-то невероятными цветами. Нет, это не фотошоп. На фото — всё один в один, как в реальности.

Неподалёку от нашей стоянки находится небольшая безымянная скала, с которой открывается вид на залив Лехмялахти и на Ладогу.

Территориально, это ещё не Карелия, а Ленинградская область. Граница между двумя регионами проходит где-то за ближайшими островами.

Потом, вернувшись домой, я узнаю, что на скале, с которой я следил за рассветом, в XVIII-XIX веках располагалась гранитная каменоломня, и я, если верить навигатору, сидел буквально в тридцати метрах от неё... Первые упоминания об этой каменоломне относятся ко времени Екатерины II, тогда местный гранит использовался в Петербурге для облицовки набережных, ну и, конечно, при строительстве фундаментов местных хуторов.

Это — настоящее волшебство, наблюдать за тем, как весенним утром начинает просыпаться природа.

Только что всё вокруг спало, и вот уже по Ладоге пробегает лёгкая рябь, где-то вдалеке раздаётся щебетание птиц, откуда-то из лесной чащи прилетает рой комаров (кстати, эта скала стала единственной, где меня за эти три дня атаковали эти кровососущие гады), и вот уже сосны шумят под набежавшим порывом ветра, а где-то за островами хрипло тарахтит чей-то лодочный мотор...

Пора возвращаться обратно в лагерь.

Спать, правда, совсем не хочется. Сижу, палю костёр, пью чай...

Это наш крайний день на Ладожских шхерах — к вечеру нужно как-то оказаться дома. И так уж на календаре — понедельник: все давно работают, и только мы продолжаем знакомство с красивейшей природой Южной Карелии.

Конец мая — время, когда чайки высиживают птенцов. Можно сойти на любом из внешних островов, и там практически гарантированно будут гнёзда с яйцами.

Птенцов пока нет, они начнут вылупляться лишь через пару недель (вот как это было в 2013 году).

Очередной день подходит к концу.

Нам пора домой.

Не переключайтесь!